Красавицы Бостона. Злодей - стр. 36
– Выйти замуж за любимого злодея Бостона или не выходить? – Я сорвала первый лепесток.
Выйти за него.
Второй лепесток.
Не выходить.
За ними третий.
Четвертый.
Пятый…
К тому времени, когда остался последний, мои пальцы дрожали, сердце бешено колотилось, а все тело покрылось мурашками. Я сорвала последний лепесток белоснежного цвета свадебного платья.
Судьба сказала последнее слово.
Впрочем, это не имело значения, ведь мое сердце уже знало ответ.
Решение принято.
Теперь мне придется столкнуться с последствиями.
Пятая
Киллиан
– Хорошая тренировка, мистер Фитцпатрик. Вы один из самых талантливых наездников, которых я встречал. У вас потрясающие навыки, сэр. – Один из прыщавых конюхов, нанятых мной, плелся позади, высунув язык, как нетерпеливый щенок.
Я направился из конюшни обратно к своей машине, сунув узду ему в грудь вместе с щедрыми чаевыми.
То, что я был неприлично, неискоренимо, омерзительно богат, помимо всего прочего означало, что люди всячески стремились сообщить мне, что я лучший во всем, будь то верховая езда, фехтование, гольф или синхронное плавание.
Синхронным плаванием я, конечно, не занимался, но был уверен, что получил бы золотую медаль, стоило мне попросить.
– Благодарю за чаевые, мистер Фитцпатрик! Вы лучший босс, который у меня…
– Если бы я хотел, чтобы мне целовали зад, то выбрал бы кого-нибудь более фигуристого, светловолосого и с совершенно другой репродуктивной системой, – резко бросил я.
– Верно. Да. Простите. – Он покраснел и, поклонившись, открыл дверь моей «Астон-Мартин-Ванквиш».
Я сел в машину и завел двигатель.
Приложение на телефоне сообщило, что возле моей входной двери ждал посетитель.
Сняв перчатки, я бросил их на пассажирское сиденье и провел пальцем по экрану.
Мне не нужно было считать пульс, чтобы понять, что он превышал привычные пятьдесят ударов в минуту. Я был прекрасно подготовленным наездником, прирожденным спортсменом. Но сейчас мой пульс отбивал не меньше шестидесяти двух ударов.[16]
Я повел себя как последний идиот, отдав предпочтение одной потенциальной невесте над другой притом, что ни одна из кандидаток в моем списке не пойдет со мной к алтарю ни с радостью, ни с большой охотой.
У них у всех были свои причины согласиться, но ни одна из этих причин не имела отношения к моему неотразимому обаянию, уму или безупречным манерам.
Персефона Пенроуз была первой, к кому я обратился с предложением. Ей была нужна финансовая помощь так же сильно, как мне – хороший пиар-ход и пара детишек.
А еще она была, как бы мне ни претило это признавать, моей предпочтительной кандидаткой. Добродушная, более-менее вменяемая, с лицом ангела и телом, способным соблазнить дьявола.
Она была совершенна. Даже слишком. Настолько идеальна, что порой мне приходилось отворачиваться, когда мы оказывались в одном помещении. Я бессчетное количество раз отводил от нее взгляд, предпочитая наблюдать за ее болтливой сестрой. А глядя на ходячую катастрофу, коей была Эммабелль, я вспоминал о том, что ни в коем случае не хотел, чтобы ДНК Пенроуз смешалась с моей.
Эммабелль была шумной, бесстыдной и упрямой. Она могла целыми днями спорить со стеной и все равно потерпеть поражение. Сосредотачивать внимание на ней было не так опасно, как наблюдать за Персефоной.
А я частенько, хоть и незаметно, наблюдал за ней, пока никто не видел.