Красавица-чудовище - стр. 27

Рома беспрекословно подчинился. Он с детства был очень послушным. Но никто бы не назвал его размазней. Мог и волевые решения принимать, и быть жестким.

Если опустить детство, школьные годы, прошедшие очень спокойно, в студенческую пору он постоянно отстаивал свои права. Порой, с помощью кулаков – у него почему-то не сложились отношения с сокурсниками. А однажды, когда они с приятелем выиграли крупную сумму в автоматы, не дал разбазарить ее. Просто отобрал и положил на счет под очень хорошие проценты. Сказал, пусть деньги приумножаются, а если останутся на руках, мы их прогуляем, а скорее проиграем. Приятель пытался выцарапать их. Сначала просил, потом грозил. Но Рома был непреклонен. Через год получишь, говорил он. С процентами. И ровно через год отдал приятелю. Оба на эти деньги машины купили. Пусть и подержанные.

А вот мать из Ромки веревки вила. Что раньше, что сейчас. Сын обожал ее. А если чем-то расстраивал, не находил себе места и готов был на все, чтобы заслужить прощение. В пятнадцать лет он сделал маленькую татуировку на предплечье. Наколол обожаемую мамой хризантему. Но ей не понравилось. Она не любила татуировки, терпела на других, но не на сыне. И Ромка содрал ее! Наждачной бумагой. Но и этого Римма не оценила. Обозвала дураком и неделю с ним не разговаривала…

– Мама звонила? – спросила Виола, буквально накидываясь на «греческий» салат.

– Дождешься от нее, – фыркнула тетка.

Сестры вдрызг разругались четыре года назад. Из-за наследства. Бабуля скончалась после продолжительной болезни, оставив свою квартиру матери Виолы. Римма считала это несправедливым и потребовала половину. Но сестра встала в позу. Заявила, что если она за матерью ухаживала последние полтора года, то и наследство ее. Сестра Виолы Оля встала на сторону матери. Что неудивительно, ведь именно она въехала в квартиру. А вот Виола поддержала тетку. Хотя в конфликте не участвовала. Просто высказала маме свое мнение. Та разобиделась и на нее, не разговаривала с «предательницей» какое-то время. Но потом простила. А вот с сестрой так общаться и не начала. Ждала, когда та первой пойдет на примирение. Как будто не знала Римму! Та могла переупрямить кого угодно.

– Что-то у тебя вид замотанный, – заметил Рома, принесший мясо.

– Сын, бутылочку достань. – Римма положила и себе салата «оливье». Ей повезло с конституцией. Не следя особо за питанием, она сохраняла стройность. – И Ромик прав, ты выглядишь усталой.

– День такой… Не очень.

– Что-то случилось?

– Убили одну мою подругу. Ездила к следователю показания давать.

– Ой, какая жалость…

– Кого? – спросил Рома, поставив на стол бутылку вина. – Я ее знаю?

– Ты нет. А вот мама твоя – да.

– Серьезно? – Римма оторвалась от салата. – И кто же это?

– Красотуля.

– Какая еще…?

– Помнишь, я ее приводила к тебе в салон на процедуру по очистке кожи?

– А, эта! А почему она Красотуля?

– Фамилия такая.

– Надо же, какая неподходящая.

– Я помню, она тебе не понравилась.

– Не люблю искусственных людей.

– Даже меня?

– Ой, ну что ты сравниваешь! У тебя к операциям были показания. А эти дуры… Перекраивают себе рожи, думая, что станут краше. А ни фига… – Тетка вернулась к еде, пока Рома разливал вино по фужерам. – Кстати, она не пришла на повторную процедуру, хотя требовалось…