Козленок в молоке - стр. 19
Тем временем к нам, чтобы собрать пустую посуду, подошла Надюха. Перешучиваться и кокетничать с безденежными клиентами не имело смысла, поэтому она хмуро и молчаливо складывала в стопку грязные тарелки, брезгливо косясь на понатыканные в них окурки. Склоняясь над столом, официантка невольно предъявляла нам свою вполне убедительную грудь. Неожиданно Витек схватил ее за руку и потянул к себе:
– Как зовут-то?
– Отпустите, – ответила она с томной строгостью.
– Отпущу – упадешь!
– Нахал…
– Пускай нахал – лишь бы пахал! – засмеялся Витек, и я подумал о том, что современная наука явно недооценивает нынешний городской фольклор.
– Я милицию вызову! – неуверенно пообещала Надюха.
– Позвонила я ноль-два – ноги сходятся едва! – поддал Витек.
– Скажите вашему другу! – Она растерянно глянула на меня.
– Отпусти ее! – приказал я, заметив, что возня у столика привлекла внимание хмурой метрдотельши, похожей на смотрительницу женской тюрьмы.
Витек неохотно выпустил руку, Надюха потерла покрасневшее запястье, буркнула: «Дурак» – и, подхватив посуду, ушла. Мы проводили ее голодными взглядами. Первым опомнился, конечно, я:
– Давай сразу договоримся: ты ничего не делаешь без моего разрешения!
– Что ж, мне теперь и ляльку без вашего разрешения не зачалить? – засопел Витек.
– Без моего разрешения – нет. Повторяю: ты должен меня слушаться, иначе эксперимент сорвется…
– Эксперимент… А я, выходит, кролик?
– Тебя это так смущает?
– В общем, нет… В нашей собачьей жизни кроликом побыть – это даже неплохо.
Он задумался и снова принялся лепить из хлебного мякиша форму, которую, если ее увеличить раз в сто, можно совершенно спокойно показывать на выставке современной скульптуры, назвав, допустим, «Женщина на изломе луча». Я тоже задумался, а точнее, под влиянием «амораловки» затомился воспоминаниями об Анке, о наших безумных ночах на даче в Перепискино, о смуглом мраморе ее тела, с победной ненасытностью вздымавшегося надо мной, точно торс языческой богини над пьедесталом… Да, воспоминания – это разновидность некрофилии. К здоровой реальности меня вернул Стас, снова усевшийся за наш столик.
– А где Арнольд? – удивился Жгутович.
– Ушел на медведя, – объяснил я.
– Понял… Слушай, – страстно зашептал он, – у меня к тебе есть просьба. Поскольку ты все равно проиграешь, я бы хотел сегодня вечером в счет будущих прав использовать твою квартиру. Ты не возражаешь?
Произнеся это, он метнул нежно-обещающий взгляд незнакомке, приканчивавшей уже третью бутылку шампанского. В ответ она показала ему алчущий язык.
– В принципе не возражаю, – ответил я, – хотя это то же самое, как если б мне в счет моего будущего несомненного выигрыша захотелось бы вырвать несколько страниц из твоей «Масонской энциклопедии»…
– Ну ты сравнил! – возмутился Стас.
– А во что вы играете? – поинтересовался Витек.
– В жизнь, – улыбнулся я нашему простодушному другу и, снова повернувшись к Стасу, добавил: – Но даже если я, учитывая твое состояние, разрешу тебе воспользоваться моей квартирой, ты все равно не сможешь этого сделать…
– Почему это? – возмутился Стас, уловив в моем ответе недоверие к его потенциалу.
– Оглянись, эротоман ты хренов!
Он обернулся: в дверях стояла его жена, которую я заметил минуту назад.
– Она… она… видела, как я?! – прошептал он, мертвея, и показал глазами на незнакомку, манившую его к себе пустым бокалом.