Козел отпущения - стр. 26
– Наверно, потому, что у нее жар, – сказал я.
– Нет у нее никакого жара. Она вообще не больна, – сказала графиня. – Просто она любит быть в центре внимания. Что такое ты ей сказал перед тем, как уехал в Париж? Это очень ее расстроило.
– Ничего я ей не говорил, – ответил я.
– Ты забыл. Она без конца твердила Франсуазе и Рене, что ты не вернешься. И не только ты сказал ей это, но и Святая Дева. Не так ли, Бланш?
Я взглянул на молчавшую сестру. Она перевела бледные глаза с пощелкивающих спиц на мать; на мать, не на меня.
– Если у Мари-Ноэль бывают видения, – сказала она, – а я, в отличие от всех вас, в это верю, пора отнестись к ним серьезно. Я уже давно твержу об этом, и кюре со мной согласен.
– Глупости, – возразила ей мать. – Я как раз сегодня беседовала насчет девочки с кюре. Он говорит, это довольно распространенная вещь, особенно среди бедняков. Возможно, Мари-Ноэль наслушалась этого от Жермен. Я спрошу Шарлотту. Шарлотта все знает.
На лице Бланш не отразилось никаких чувств, но губы ее сжались.
– Не надо забывать, – сказала она, – что кюре не делается моложе, он теряется, когда с ним заговаривают сразу несколько человек. Если видения не прекратятся, я напишу епископу. Он найдет, что нам посоветовать, и я не сомневаюсь в том, каков будет его совет.
– Каков же? – спросила мать.
– Он посоветует, чтобы Мари-Ноэль жила среди людей, которые не станут растлевать ее душу, там, где она сможет положить свой дар на алтарь Всевышнего для его вящей славы.
Я ждал, что последует взрыв, но графиня, ничего не сказав, погладила собачонку у себя на коленях и, вынув из бумажного кулька сбоку кресла облитую глазурью конфету, сунула ей в зубы.
– Ешь, ешь… Вкусно, да? – сказала она. – Где Фифи? Фифи, хочешь конфетку?
Второй терьер выбрался из-под кресла и, вспрыгнув ей на колени, стал тыкаться носом в кулек.
– Ты дурочка, Бланш, – продолжала графиня. – Если уж в нашей семье заведется святая, будем держать ее дома. Это открывает большие возможности. Что нам мешает превратить Сен-Жиль в центр паломничества? Естественно, без одобрения епископа и церкви тут не обойтись, но, пожалуй, об этом стоит подумать. Наконец-то появятся деньги, чтобы починить крышу нашей церкви. От «Защиты памятников» помощи не жди.
– Душа Мари-Ноэль важней, чем крыша церкви, – сказала Бланш. – Если бы это было в моей власти, она завтра же покинула бы замок.
– Ты завистлива, вот в чем твоя беда, – сказала мать, – ты завидуешь ее хорошенькому личику, ее большим глазам. Наступит день, и Мари-Ноэль забудет о всех этих видениях, она захочет иметь мужа.
Графиня толкнула меня локтем в бок. Я не удивился, что Бланш молчит.
– Не так ли, Жан? – сказала мать.
– Возможно, – ответил я.
– Дай бог, чтобы я успела увидеть свадьбу. Он должен быть богат…
В комнату вошла Шарлотта с подносом в руках, следом – маленькая краснощекая femme de chambre[17] лет восемнадцати; увидев меня, она покраснела, хихикнула и, сказав: «Bonsoir, monsieur le comte»[18], поставила поднос с моим обедом на столик. Я тоже пожелал ей доброго вечера.
Бланш поднялась, отложив в сторону вязанье.
– Вы хотите видеть Франсуазу или Рене перед тем, как ляжете спать? – спросила она.
– Нет, – ответила ей мать. – Они обе пили у меня чай. Я буду хорошо спать, раз Жан вернулся, и не желаю, чтобы меня беспокоили, в особенности – ты.