Койонсаари - стр. 26
Он открыл свадебное фото Елизаветы Кокиной. Тоненькая девушка с красивым, но болезненно бледным, каким-то прозрачным лицом и пышной русой косой, в закрытом венчальном платье. Они с мужем сфотографировались возле главного храма Тихвинского Успенского монастыря; муж держит юную супругу на руках. Такие счастливые, смотрят друг на друга любящими глазами и еще не знают, какое недолгое счастье им отмерено.
Евгений отложил планшет, вышел из палатки и закурил на валуне над водой. Чужое горе обожгло его, он подумал о своих родителях. Кирилл и Анна Малышевы поженились такими же юными и тоже думали, что у них еще вся жизнь впереди. И тоже не прожили в браке и года. Отца ждал расстрельный приговор за чужие преступления, а маму – соседская травля и спешный переезд-изгнание в Купчино. Виновники понесли за это наказание совсем недавно, с опозданием на четверть века. Но это не вернуло отца и не изгладило из маминой памяти те страшные месяцы и не помогло ему забыть о том, как долго он был изгоем, жил под фамилией отчима, чтобы клеймо "сына маньяка" не сломало его жизнь, и дважды чуть не погиб в поисках истины – один раз – от рук шантажиста на зимней улице, и в Ахтиарске, когда его настиг наемный убийца…
"Жаль, я ему сильнее не вломил, – подумал Евгений, – если этот жирдяй и есть Болдырев! Утром расскажу Орловой. Эта история – как раз по ее части!"
Легкая рука легла ему на плечо, и Женя чуть не свалился в оду от неожиданности.
– Не надо, Дзеня, – тихо сказала Мияко, – у тебя такое рицо, как будзто ты кого-то хотесь убичь.
– Ну, ты даешь, – Вейдер перевел дыхание. Подпрыгнул он на месте неслабо. – Как из воздуха возникла. Я чуть сигарету не проглотил.
– Ты был так охватсен гневом, что не срысар, как я прибризирась, – пояснила девушка. – Идзвини. Не надо портичь карму из-за грядзных рюдей.
– Можно подумать, Мия, что ты уже все прощелкала.
– Вкурира, – щегольнула знанием русского сленга Мияко, – оставь. У кадздого своя карма, и распрата за зро никого не минуеч.
Вейдер положил ей руку на плечи, придвинулся к девушке.
– Ладно, – сказал он. – Ты права… Вроде я всякое повидал за то время, пока занимаюсь блогом, а никак не привыкну к человеческой мерзости. Каждый раз хочется порвать урода на тряпки…
– Их сама дзизнь порувет, – а про себя Мияко подумала: она повидала мерзостей намного больше. И тоже не научилась воспринимать их как данность. Обучение в селении Акайо-дзенина выработало в ней железное самообладание. Гнев, ненависть, омерзение никогда не прорывались наружу, но это не значит, что их теперь не было.
Они сидели на валуне у озера, и от камня к горизонту протянулась лунная дорожка, а небо уже светлело. Не прошло и получаса, как луна совсем побледнела на небе. Короткая летняя ночь закончилась. "Просто сидим и смотрим на озеро, и ничего больше… А я уже и от этого счастлив. Впервые встречаю девушку, с которой можно просто сидеть рядом и молчать, забыв о том, что только что рвал и метал и чуть не ринулся вышибать мозги из этого жирного подонка…"
А Мияко слагала хокку:
"Как она мала
Но как много вмещает,
Летняя белая ночь!"
"Опять в третьей строке шесть слогов вместо пяти, – девушка первой соскочила с камня, – размер у меня частенько хромает… У Харуки-сэнсэя хокку получаются лучше…"