Котов обижать не рекомендуется - стр. 22
Красавец шевельнул плечом. Подхватил сползший пиджак и широким жестом, не глядя, швырнул его в угол, как ненужную тряпку. «Промахнется!» – понадеялась было Света. Но пиджак попал точно на стул.
– Здравствуй, Виктор, – сдержанно сказал Петр Иванович.
– Приветствую. А я, между прочим, предлагал назвать его куда более подходящим именем.
Красавец подмигнул Свете. Та неловко улыбнулась в ответ.
Вот, значит, как выглядит брат Анны Васильевны. Странное противоречие: лицо аристократа – и купеческие манеры. И голос самодовольный, раскатистый.
Отвечать ему не хотелось. Хотелось скорее уйти домой и забыть все, что здесь произошло.
Но промолчать было невежливо.
– Каким именем? – спросила Света.
– Унтиком. Отличная кличка.
– Почему? – не поняла она.
Красавец ухмыльнулся углом рта. А Петр Иванович отчего-то нахмурился.
– Вы знаете, что такое унты? – поинтересовался Виктор.
– Сапоги.
– Правильно. Сапоги из меха. А знаете ли вы, что в некоторых местах нашей необъятной родины унты шьют из собачьих шкур?
– Теперь знаю.
– Значит, понимаете, почему именно такая кличка?
Он довольно засмеялся.
А Света смотрела на него и думала, что людей, которые восторгаются собственным чувством юмора, нужно помечать каким-нибудь особым знаком. Например, смайлом. Поставил ухмыляющуюся рожицу на лоб – и все сразу видят: перед ними шутник. Остряк! Который, например, называет собаку Унтиком и сам ржет над своей тонкой иронией.
Тогда тихие, мирные люди вроде нее, которых корежит от подобного юмора, могли бы заранее принять меры, чтобы обойти таких весельчаков стороной.
– Нет, – сказала Света.
Смех оборвался.
– Что – нет?
– Не понимаю.
– Послушайте, что здесь непонятного? – с раздражением спросил брат Анны Васильевны. – Унты – это сапоги. Их можно сшить из собачьего меха. Пса я хотел назвать Унтиком. Унты – Унтик! Теперь понятно?
Света немного подумала. Сначала сдвинула брови, потом наморщила лоб так, чтобы не возникало сомнений в напряженности ее мыслительного процесса. И, наконец, просветлела:
– Так у вас не хватает обуви! Вы ждете, когда этот пес сдохнет, чтобы сшить из его шкуры сапоги?
Петр Иванович и Виктор вместе уставились на ботинки красавца – узконосые туфли из крокодиловой кожи.
– У нас возле дома живут бродячие собаки, – прибавила Света таким тоном, словно доверяла значительную тайну. – Я могу показать, где. Правда, мелкие, но зато лохматые! Хватит даже на две пары!
– Вы в своем уме? – брезгливо поинтересовался Виктор. – Я не убиваю собак. Ни лохматых, ни прочих.
– Но вы же сами сказали… – удивилась Светлана.
– Что?! Что я сказал?! Я придумал смешную кличку! Смешную, понимаете?
Девушка похлопала ресницами и наивно спросила:
– А над ней кто-нибудь смеялся, кроме вас?
Серафимович хмыкнул. Виктор посмотрел на Петра Ивановича и осведомился:
– Где вы раскопали этот чистейшей прелести чистейший образец?
– Образец пришел сам, – сказала Света другим тоном, вставая. – И уже уходит. Но если надумаете насчет собак – обращайтесь.
До дома она добралась лишь три часа спустя.
К полудню город стал похож на гигантскую сковородку. От прохожих, попавших на открытое место, поднимался пар. Собаки, подпрыгивая, мчались прочь с обжигающего асфальта. Кошки, как существа умные, вообще не показывались на улицах.
Солнце кусало Свету, точно злая оса, пока она плелась до подъезда. На себе Света волочила камеру и Тихона, и ей казалось, что кто-то из них поправился за утро на несколько килограммов. Чем еще объяснить, что сумка стала совершенно неподъемной?