Котенок Господа Бога. Рождественские истории (сборник) - стр. 24
– Ну приезжай. Оденься получше, я вот замерзла… Птицы, птицы тут.
– Я привезу тебе всё!
Тут связь прервалась.
Ляля вышла на улицу. Папарацци растворились в холодном воздухе, как призраки прошлого. Видимо, они уехали вслед за кабриолетом мамы Тани.
Через четверо суток замерзшая Яэль (напоминаем, что в переводе с библейского это имя означает «решительная») плелась вслед за проводником по ледяной горной тропинке наверх, в конец тибетской деревни. Уже стемнело. Бабушка больше не отвечала, может быть, у нее кончились деньги на телефоне.
Проводник втащил рюкзак Яэль в дверь почерневшего от старости каменного дома, втянул саму Яэль, получил от нее плату и сгинул. Оставалось подойти к хозяину, взять ключ и лечь спать. Четверо суток почти без сна. Самолет на Франкфурт, шесть часов до Дубаи, пять до Мумбаи, железная дорога, автобус, холодный джип.
Бабушку в Индии ей найти не удалось.
Теперешний отель стоял как раз на границе Индии и Непала, дальше дорога шла все выше и выше, к пятитысячникам.
Хозяин отвел бывшую принцессу на второй этаж в ее низенькую, беленную известью клетушку, показал удобства в коридоре (бетон, дыра внизу и душ над дырой), а затем исчез.
После всех вокзалов и придорожных монастырей комнатка была просто раем.
Яэль села на кушетку и заснула.
Проснулась она от жуткого грохота. За окном пустили ракету. Было очень холодно.
Рождество, стало быть! Ничего себе праздничек.
Надо было спуститься вниз, хоть выпить горячего кофе.
Яэль, тяжело топая в своих навороченных, шипованных горных ботинках, вышла в холл.
Это была довольно большая низкая комната с барной стойкой и открытым очагом. Повсюду на полу сидели люди, велись неспешные разговоры. Все были одеты, как Яэль, и, наверно, она тоже выглядела как они. Во всяком случае, ничем не выделялась – и никто не обратил на нее внимания.
Слава богу.
Мало ли, гостиница, все друг другу чужие, и она как все, а то, что сейчас праздник, – вот люди и спустились вниз. И она спустилась.
Яэль заказала кофе, хозяйка кивнула, достала жестяную мерку на длинной ручке, погрузила ее в жестяную кастрюлю с черной бурдой и налила это пойло в пластиковый стакан.
С кофе в руке Яэль стала искать себе место. У огня все было занято. Пришлось сесть под стеной, в углу, там на возвышении нашлось свободное место, небольшая приступочка. Ноги девать было некуда, они болтались. Принцесса подтянула коленки к подбородку, кое-как угнездилась. Но хорошо хоть удалось вообще где-то сесть в этом последнем месте на земле.
Яэль оказалась как бы над людьми, сидящими на полу, на пенках и подушках. Там по рукам ходили бутылки, там раздавался тихий смех, народ перешучивался.
Тихо-тихо Яэль стала пить то, что называлось кофе, опустив голову, чтобы ни на кого не смотреть. Взгляд – это тоже как просьба, в нем многое читается. Вечное одиночество в толпе, всегдашняя судьба принцессы. Нет, какой там принцессы, немолодой русской девушки на чужбине. Конец мира, конец жизни.
Как стыдно быть одной, никому не нужной в праздник, и еще позорней пытаться с кем-нибудь заговорить. Тем более что немытые руки… И наверняка грязное лицо. Нечесаные волосы. Заспанные глаза.
Нища, нища. Бабушке-то лучше, она знает свою дорогу, за ней монастырь, люди, которые ее ждут.
Найти бы бабушку, ходить с ней, собирать милостыню. Все же не одна.