Котенок Господа Бога. Рождественские истории (сборник) - стр. 20
В частном сквере Лялю приветствовал сын гривенного мультимиллиардера, который сказал по-доброму:
– А хошь, принцесса, переезжай до нас, до хаты? У мени у Оксанки та Одарки кончилыся визы, воны уйихалы взад у Полтаву, так шо внизу е комната с душем. С дивчинами з усими моими будешь тамо. Олл инклюд, питание включено. Телевизор. Ххорилка нон стоп. Ну шо?
– Ну ты, отстой, блин, – ответила Ляля ему впервые. – Иди на хутор лесом да покосом, врубаешься? Уррод.
Ошарашенный Грицько остался стоять с открытым ртом.
И прогуливающийся неподалеку посторонний гарем, высокорослая толпа одетых в черное моделей, заржал.
Откуда-то они знали русский!
Из прорезей их паранджей (или чадр) вылезали, как иголки из упакованных елок, ядовито прищуренные накладные ресницы.
Бедная Ляля вернулась к себе и увидела, что подъезжает кабриолет мамы.
Папарацци, жуя, выскакивали из машин.
Девушка сразу вспомнила, что мама недавно предлагала ей тоже наклеить ресницы у своего визажиста, который насобачивает их сразу на три месяца! И в доказательство мама похлопала своей черной бахромой.
Но Ляля тогда только вежливо улыбнулась.
Во-первых, ни одна девушка не хочет быть похожей на свою мамашу, это может привидеться ей только в страшном сне!
Во-вторых, хороша бы она была сейчас, бомж в макияже.
Мама Ляли приехала озабоченная и сразу пошла в атаку – как всегда, когда чувствовала себя виноватой:
– Ну ты че? Вообще не звонишь, блин. Я тут болела, лежала, хоть бы дочечка родная поинтересовалась, где там мама подыхает. Ты прям как эта… Ну ладно, привет, чмоки-чмоки.
И они прикоснулись щеками друг к дружке.
– Кстати, мама, а кто мой отец? Ну, я имею в виду, мой настоящий отец?
– А, ты об этом, – рассеянно отвечала ей мама. – Да не бери в голову. Липа это у них, какая-то бумажка. Дали уборщице лизнуть. Ни один суд это не примет. Я приехала тебе сказать, чтобы ты не волновалась и жила бы тут спокойно. Мои адвокаты уже отправили новый твой мазок на анализ.
– Че-го? – изумилась принцесса.
– Да я взяла у Давки, когда он пьяный валялся в Сольманоре. У Давида. Удался весь в дедушку Вову-алкаша. Живи здесь. Никто тебя не гонит. Еще чего! Муж на развод подает!
Тут надо пояснить, что Давид Луи-Филипп Третий был младшим братом принцессы Ляли и обладателем всего что полагается, носа, подбородка и габсбургских глаз. И наследственности со всех сторон.
– Луи мне теперь хорошенечко заплатит за этот развод, – провозгласила мама с порога. – Давид-то его сын! Только посмотреть на этого папаню! Уму непостижимо! У нас под Барнаулом на стенде «Их разыскивает милиция» и то таких нету. Лицо по седьмую пуговицу!
– А кто мой отец-то? – снова спросила бедная бывшая принцесса.
Мама ответила загадочно:
– Не одна я в поле кувыркалася, не одной мне ветер типа в спину дул… Не обращай на них.
– Но все-таки? На кого-то я похожа?
Мама горестно усмехнулась:
– Спасибо и нашим и вашим, и мордве и чувашам.
Ляля, помолчав, сменила тему:
– Тетя заявление тут сделала…
– А какой с нее спрос? Клок волос. И то неохота с ней вступать. Гребостно даже разговаривать. Перетопчешься с каким знаком пишется?
Мама на чужбине сильно тосковала по родному языку и только в беседах с дочкой отводила душу.
– И отца тебе, Лялечка, нечего теперь искать. Эта пропажа у дедушки в штанах.