Кот и крысы - стр. 39
– Дождь, что ли, пошел? – спросил Архаров Никодимку, пришедшего за самоваром.
Никодимка прислушался – что там делается за окошком.
– Моросит маленько. К вечеру парить стало – нельзя без дождя.
– Что бы ему днем пролиться… – проворчал Архаров, вспомнив о пожаре. Этот пожар еще долгонько разгребать придется… впрочем, утро вечера мудренее, сейчас нужно все повыбрасывать из головы, не то, Боже упаси, приснится!
Совсем уж было собрался обер-полицмейстер завалиться в постель, как в дверную щель вставилась красивая Никодимкина голова.
– К вашим милостям девка!
– Какая девка?
– Простого звания, сказалась от Фаншеты.
– С запиской, что ли? – вспомнив Дуньку, предположил Архаров. – Ну так возьми записку, тащи сюда. Девке дай пятак за труды.
– Хочет непременно в собственные руки… – тут Никодимка закатил глаза к потолку, подумал и выпалил: – Сан манке!
У Архарова в особняке было немало всяких недоразумений – то дверь в третьем жилье повадилась сама среди ночи со скрипом отворяться, то дикий голос, опять же ночью, гудел и гулял по всему дому. Насчет голоса дознались – пожилой дворецкий Меркурий Иванович разучивал модные песни, не сообразив, что в особняке умопомрачительное эхо. А теперь вот Никодимка, взяв пример с архаровцев, стал перенимать у Клавароша всякие французские словечки. Веселый француз снабжал его в изобилии, но подозрительный Архаров чуял – тут дело неладно, в один прекрасный день Никодимка такую французскую матерщину загнет, искренне полагая ее приличными словесами, что позора на много лет вперед хватит.
Одно то, как он старательно мычал в нос, передразнивая француза, уже заслуживало хорошей порки.
– Ч-черт… – ругнулся Архаров. Он сообразил, что откуда тут взяться записке? Дунька-то писать не умеет!
– Так вести, что ли?
– Веди сюда.
И запахнулся поплотнее, и встал, чтобы встретить гостью стоя, а то невесть что подумает. При всей своей решительности и пренебрежении ко многим светским условностям, Архаров вечно побаивался, что дамский пол поймет его как-то не так и будет потом предъявлять однообразные претензии.
В спальню проскользнула невысокая девка, до самых глаз укутанная в накинутую на голову отсыревшую клетчатую шаль. Она действительно оказалась простого звания – даже не в модном платьице, как полагалось бы горничной девке содержанки, а вовсе в легком сарафане.
Девка довольно низко поклонилась.
– Ну, говори, что Фаншета передать велела, – позволил Архаров.
Девка повернулась к Никодимке, всем видом показывая: вот этот здесь нам не надобен.
– Поди вон, – мирно приказал камердинеру Архаров. И, когда дверь закрылась, повторил адресованную девке просьбу.
Однако она молча подошла к нему, и даже не подошла, а как-то вмиг оказалась рядом, грудь в грудь.
– Не шали, – отступая, приказал Архаров. – Кому сказано – не шали!
Последний шаг назад оказался лишним – обер-полицмейстер, подбитый под зад собственной кроватью, невольно шлепнулся на перину.
Девка скинула с головы шаль и расхохоталась.
Это была сама Дунька-Фаншета.
– Долг платежом красен! – закричала она. – Тут вы, сударь, не отвертитесь!
И нахально завалила на спину человека, которому не отказала бы, поди, самая привередливая из московских невест.
Архаров хотел было сказать Дуньке, что она все делает неправильно – это не ей нужно безобразничать, а ему самому, ей же – ждать, чего он соблаговолит придумать или потребовать. Таковы были условия амурной связи Архарова с какой бы то ни было женщиной, и, помнится, тогда, в Зарядье, Дунька вела себя, по его разумению, безупречно.