Косвенные улики (сборник) - стр. 6
– Это все так, – задумчиво произнес Дыбенко, – у нас его сегодня не было. Стало быть, недобрал. Тогда по расписанию он должен спать, а он шатается. Что-то на него непохоже. Нужно будет завтра выяснить, где он был с половины одиннадцатого до одиннадцати.
Выяснить это нетрудно. Егора Власова, инвалида Отечественной войны, безногого, контуженного, знает весь город.
Глава III
Утро следующего дня для меня началось телефонным звонком. Приехал Зайцев. Когда-то мы вместе кончали юридический факультет МГУ. С тех пор стоит только Зайцеву появиться в моем городе, он сразу начинает названивать мне по телефону.
– Как дела? – спросил он, даже не поздоровавшись. – Отдыхаешь?
– Нет. Какой там отдых…
– Зря. Отдыхай. Мы пока без тебя с Дыбенко здесь управимся. Так что отдыхай пока.
– Да я бы и сам хотел, но ты же мешаешь…
– Старший лейтенант Сохатый, с начальством так не разговаривают.
– Извините, товарищ Зайцев, погорячился спросонья.
– То-то.
Он повесил трубку. Мне показалось, что позвонил он нарочно, чтобы, так сказать, мобилизовать. Ну что же, он добился своего, я мобилизовался в десять минут.
Проглотил колбасу, запил холодным чаем прямо из заварника и вышел на улицу. Мне хотелось до работы попасть на ликеро-водочный завод и поговорить с Куприяновым. Может, сообщит что-нибудь новенькое про Власова.
Машина Николая Васильевича Куприянова стояла во дворе завода, возле склада готовой продукции, среди шатких сооружений из сотен водочных ящиков. Я заглянул на склад. В конторке сидели заведующий складом Шохин и Афонин. Фома Григорьевич рассказывал с подробностями о вчерашнем происшествии.
– Здравствуйте. Здесь не было Куприянова?
– Так он в месткоме, – сказал Шохин, – его выбрали председателем похоронной комиссии. Они ведь с Владимиром Павловичем старинные друзья… были. Однополчане.
У входа в управление висел увеличенный портрет Никитина, перевязанный по углам красной и черной лентами.
Такой же портрет висел и в комнате месткома. «Когда они успели увеличить?» – удивился я.
Куприянов разговаривал по телефону. Он взглянул на меня, кивнул и закончил разговор.
– Вы ко мне?
– Да, здравствуйте, Николай Васильевич.
– Вы по вопросу… – Он замялся, не зная, как сказать. – Вы насчет вчерашнего?
– Да. Скажите, пожалуйста, Николай Васильевич, вы вчера были в Доме культуры на последнем сеансе?
– Был.
– Вы видели там Никитина?
– Конечно, видел, мы с ним еще разговаривали.
– О чем?
– О производстве, о чем же еще, – ответил Куприянов, ни на секунду не задумываясь. – Он со мной посоветовался насчет транспорта. Мы хотим…
Я не дал ему развить производственную тему.
– Вы не помните, в каком настроении был Никитин, когда вы последний раз с ним разговаривали?
– Настроение?.. – Он задумался, достал пачку «Беломора», долго разминал папиросу над пепельницей. Брови его сошлись в жесткой складке. – Настроение у него было неважное. Я еще подумал про себя, что слушать-то он меня слушает, а в голове у него совсем другое… Мрачный он был и какой-то расстроенный, угнетенный. Будто предчувствовал.
– А после сеанса вы его видели?
– Нет, после сеанса не видел. Я ведь был с машиной, она стояла за клубом, как фильм кончился, я пошел сразу к машине – хотел отвести ее в гараж, а там свеча засалилась, чтоб ей пусто… и лампочка в моторе, как на грех, перегорела, ну, я и ковырялся впотьмах, скоблил свечу. Вроде ничего, очистил, а не заводится. Я тогда пошел в клуб, думаю, на свету скорее с проклятой разберусь. А тут и паника началась…