Кошмар кошмара - стр. 15
Мама заходит, лица на ней нет:
– Милочка… Милочка утонула!
И тетя Тетя по телефону:
– Ты… это ты?
– Что я?
– Это… это их лето было? Кого-то из них двоих?
– Ну что ты такое говоришь, милочкино это лето было!
– Да я тебя по судам затаскаю, ты!
– …ничего ты не докажешь, поняла, да?
…тетя.
Не тетя Тетя, а чужая тетя на улице.
– Ребята, а давайте я вам лето подарю, а?
– А… а нельзя…
– А почему нельзя? Приятно получать, приятно дарить, правда?
– А… а зима же…
– Ну а что, зимой лета не бывает?
– Не… не быва-а-ает…
– …а я вам расскажу, а когда у нас зима, а на юге лето! А вот я вам его и подарю, это лето на островах…
– …вы Такая-То Такого-Товна?
– А в чем дело?
– Дети ваши… на Сейшелах… тела вышлют на родину…
– Да… вы что…
– Кстати… вам лето не нужно?
Последние врата
…и все-таки они ошиблись… Я говорю – «они», я даже не знаю, кто они, те, кто построил календарь, который я почему-то называю циферблатом, он круглый, сквозь него должны быть видны звезды, которых больше нет. И все-таки они ошиблись, говорю я себе, глядя на последний круг. Круг сто тысяч какого-то там года, с одними-единственными вратами для одной-единственной звезды, которая не взойдет – потому что звезд больше не осталось…
Ненадолго – украдкой-украдкой – добираюсь до поселения, в котором больше никого нет, ненадолго – украдкой-украдкой – перетаскиваю в каменный календарь запасы электричества, хватит еще на сколько-то там, прежде чем я превращусь в ледяное ничто.
Остальные ушли – кажется, это случилось бесконечно давно, хотя как знать, здесь время потеряло значение.
Я жду чего-то, сам не знаю, чего, потому что никакая звезда не взойдет в последних вратах, звезд не осталось.
Включаю последнюю батарею – отсчитываю время уже не по часам, по заряду батареи, восемьдесят процентов, пятьдесят, тридцать…
…двенадцать…
…пять…
Поднимается звезда в последних вратах, еще не понимаю, что я вижу, только догадываюсь, что это не звезда, это отголосок бесконечно далекого большого взрыва, отголосок рождения новой вселенной.
Из последних сил ползу в поселение, к вратам, куда ушли все, может, еще успею сказать им, что…
Дорогой друг, должны сообщить вам…
…Наконец, начинаю понимать: разрозненные фрагменты – это кусочки информации, самый первый что-то вроде начала контакта, потом…
– …а «Я» – это вы?
Информация мнется, не знает, как ответить:
– Не я… тот, кто меня послал…
– А «дорогой друг»…
– …это вы.
– Нет, я так не называюсь.
– А… а как?
– Э-э-э… никак.
– Тогда вы дорогой друг…
Пытаюсь понять, что это значит, дорогой, в смысле, что кто-то меня давно знает и я кому-то давно нужен…
– Но я не могу быть никому дорогим… и тем более, другом… я один… Так что вы меня с кем-то перепутали…
– Нет, я искала именно вас…
– И как долго?
– Четыре тысячи лет.
– Лет?
Послание пытается объяснить мне, что значит – лет. Пытаюсь представить, сколько это, и был ли тогда вообще я…
– А что такое «наследство»?
Послание терпеливо объясняет, потом еще раз объясняет, потом еще и еще, – я отчаянно пытаюсь понять, не могу…
– Но… это невозможно.
– Что невозможно?
– Я не могу быть ничьим наследником… для этого нужно, чтобы у меня были предки…
– А у вас…
…на этот раз настает мой черед терпеливо объяснять века и века – прибрежная глина, морская грязь, первые попытки выбраться из воды на сушу, которой не было, попытки расправить крылья, которых не было, попытки понять мир, который был…