Кошка, пущенная через порог - стр. 3
В кафе она умудрялась на него не смотреть. Её колоколистый плащ висел на стоячей вешалке рядом со всеми его ремнями и погонами. Когда он говорил, взгляд её блуждал по столу. Её ореховые глаза кошки не вязались с тёмно-рыжими волосами и очень белым лицом. Она казалась отчуждённой, недоступной. Но почти сразу на всё соглашалась. Он предложил по бифштексу – она согласилась. По бокалу шампанского – пожалуйста. Ещё по одному – как хотите, Юрий. Это было какое-то безвольное отчуждение. Так ведут себя, наверное, люди в тюрьме. Он уже хохотал за столом. Размахивал ножом и вилкой. Она – лишь слегка улыбалась, вытирая губы бумажной салфеткой. Хотя он видел, что её ореховые глаза подёрнулись хмельцом. За час он рассказал ей почти про всю свою жизнь, перескакивая с пятого на десятое. О её жизни не услышал ничего. Она держалась стойко. Она ускользала даже от прямых вопросов. Вместе с глазами на скуластом лице.
На полной руке уносила поднос с тарелками официантка в короткой юбке. Круглая как кадка. Юрий Котельников галантно надевал на даму плащ.
Медленно шли по Садовому обратно к площади. Он говорил без умолку. Теперь рассказывал о квартире дяди Антона на Кутузовском. Как тот её получил. Он всю жизнь был поваром. Понимаете? Всего лишь поваром. Но поваром знаменитым в Москве. Работал в своё время и вот напротив, в «Праге», и в гостинице «Украина». И в других, не менее известных местах. Сейчас третий год работает в Канаде, в Оттаве, в посольстве. Вместе с женой, тётей Милой. Все посольские приемы и разные фуршеты на нём. Очень любит свою сестру, мою мать, ну и меня, конечно.
Она слушала рассеянно. Всё время поглядывала на часы. Почему-то мужские. А он всё нёс и нёс «про квартиру»: метро рядом! сталинский дом! шестой этаж! лифт! три комнаты! стены – артиллерией не возьмёшь! ванная – пятнадцать квадратных метров! Он, что называется, выхлопывал перед ней товар лицом.
Она коснулась его руки:
– Я приеду к вам, Юрий Аркадьевич. Но – завтра. Сегодня я занята. Напишите адрес.
Она смотрела прямо ему в глаза. И он смутился. Поспешно начал искать блокнот. Потом писал. Вырвал листок. Молчком протянул. Она коснулась губами его щеки и сразу пошла к метро, на ходу сворачивая бумажку с адресом и опуская её в карман плаща. Он стал кричать, что завтра в семь, что встретит её. Она ответила, что не нужно, найдёт дом сама. С сумочкой под мышкой быстро сошла по ступенькам, исчезла в низких дверях.
Он не мог поверить. Она опять согласилась. Как безумный, он начал ходить взад-вперёд. Налетал на людей. Потом зашёл в сквер перед филармонией. Сел. На скамью в середине аллеи. К Театру Сатиры шли зрители. Нетерпеливой радостной колонной заключённых.
…Перед тем, как войти в квартиру, она аккуратно складывала, отряхивала зонт, как дорогую разноцветную птицу. Приняв от неё и зонт, и плащ, он оставил её перед зеркалом поправить волосы.
За столом в гостиной она сидела в глухом чёрном платье, похожая на плотный швейный манекен из ателье. Вчера или сегодня она ходила в парикмахерскую. Метровые льняные мётлы её были ровненько подрублены, надо лбом ей красиво загнули волосяную модную решётку. И опять никакой косметики на лице. Ни туши, ни румян, ни помады. Лицо белое, с проступившим на щеках молочно-розовым светом. Правда, добавились крохотные капельки двух серёжек на розовых мочках ушей.