Кошачья голова - стр. 12

– Ты чего дома делаешь? У вас же тусовка. Даже я запомнил.

Никогда не было такого, чтобы Алина упустила возможность потусить. Но все когда-нибудь происходит в первый раз.

– Не пойду я никуда, – глухо откликнулась сестра. – Буду теперь с Палашкой тусоваться. Вдруг она при всех начнет вопить? Ты представляешь, что будет? Еще не хватало, чтобы меня и друзья психбольной считали.

– Никто тебя не считает психбольной. Я не считаю. И мама не считает. Ты же сама знаешь, что никакая не психбольная.

Никогда еще я не врал так легко.

Сестра посмотрела на меня огромными глазами, вдруг обняла крепко-крепко, обеими руками, и заплакала. Мне кажется, я никогда в жизни не слышал, чтобы у нее была такая истерика. Наверное, надо было маму позвать, но не вырываться же. Поэтому я просто обнял сестру в ответ, подумал – и по голове погладил. Раньше сестра посмеялась бы надо мной. Лучше бы как раньше…

– Я не могу так больше, братик, не могу… Мне плохо, и давит как-то… Как мне жить такой? Всем только лучше без меня будет. Хотела… Хотела что-то сделать с собой, но испугалась. И маму жалко. И страшно.

– Ты что, сдурела? Обалдела совсем? Даже не смей!

У меня даже затряслось все внутри при мысли, что сестра могла дойти до такого. Как можно из-за такой ерунды умереть? Ну подумаешь – иногда другим голосом разговаривает. Это даже прикольно, если особо не вникать. Люди вон без рук, без ног живут, а она…

Нет, плохое сравнение… Сразу тот врач из поликлиники вспомнился… Вот бабушка наша… Бабушка когда умерла, у нас и места больше стало, и никто теперь не доводил, а все равно – такое опустошение. И даже жалко, что огрызался на нее, мог бы и потерпеть, пропустить мимо ушей.

А тут Алина…

Вдруг сестра куда-то мне в плечо пробормотала:

– А вдруг она убьет кого-нибудь из вас, ты об этом подумал? Я же не переживу…

Внутри у меня похолодело. Не потому, что я испугался Палашки, а за сестру очень страшно стало. Одно дело, если бы ее упекли в больницу. Это совсем другое. Но убьет – вообще запредел.

– Ты глупая совсем, что ли? Ничего она нам не сделает. Это же только слова, Алин, только слова! Она ведь – только слова.

– А врач?

Сестра смотрела на меня уже совсем другими глазами: полными надежды, ожидания, что я сейчас все разрулю. Блин, но я ведь моложе нее! Почему если я пацан, то обязательно должен…

– Это совпадение, Алин. Просто совпадение, мы все это знаем. И мама. И ты.

– Но эта знала же, что будет…

– Врет. Заливает. Гонит.

– А вот и нет, а вот и нет! Йой, ёшки-ёшки-ёшки-йой! Тпру-у, пру-у. Бз-з-з! Бз-з-з!

Прорвалась, поганая Палашка.

Алина при этом выглядела очень жутко: как будто почернела вся, да еще с этим бессмысленным бормотанием на самом деле напоминала какую-то нечисть. И ее зрачки…

Я специально смотрел в интернете: человек не может произвольно, усилием мышц или чего там еще, сделать свои зрачки горизонтальными, если только сразу не родился с такой аномалией.

– Заткнись! – рявкнул я на икотку, и, к моему облегчению, опять вернулась сестра.

Лицо ее расслабилось, постепенно вернулся человеческий розовый цвет, щеки снова стали пухлее, и только бисеринки пота, стекающие по Алининым вискам, напоминали о приступе.

Я проснулся как от толчка. Пару секунд таращился в темноту, ничего не соображая, и только потом до меня стала доходить причина: мозг среагировал на непривычный шум, которого ночью в нашей квартире быть не должно.