Короли океана - стр. 60
Произнеся эти слова с легкой насмешкой, граф Орас быстро повернулся и почти в то же мгновение скрылся за дверью кормовой надстройки, напевая себе под нос куплет их какой-то застольной песенки.
Олоннэ, оставшись один, пожал плечами, осмотрел паруса, потом живо оглядел море и линию горизонта и бросил взгляд на компас. Все проверив, он приступил к бесконечному хождению туда-сюда – от нактоуза компаса до грот-мачты и обратно, метаясь, если можно так сказать, как зверь в клетке, тем более что это пространство составляло меньше двадцати футов. С трубкой в зубах он приготовился к самой тоскливой вахте – беспрерывному четырехчасовому пребыванию на мостике. Впрочем, ему было не так уж тоскливо: ведь все это время он мог спокойно думать о своей любимой – и его мысли тут же переключились на нее.
Но молодому человеку недолго было суждено предаваться любовным грезам: служебные обязанности скоро вернули его к действительности и поглотили все его внимание. Питриансу, взобравшемуся случайно на салинг[40] брам-стеньги, чтобы закрепить два-три раздернувшихся сезня, вдруг почудилось, что где-то рядом с их судном сверкнул огонь: он попеременно то вспыхивал, то гас, повинуясь, конечно же, колебаниям волн. Матрос поспешил закончить работу, спустился на палубу и сообщил другу о том, что видел или что ему показалось.
Питрианс был прекрасным моряком – Олоннэ не подверг его слова ни малейшему сомнению, тем более что он тут же вспомнил о подозрительном судне, недавно маячившем на горизонте. Однако ему хотелось самолично взглянуть, что же это за огонь. Он взял подзорную трубу ночного видения, тщательно осмотрел горизонт в той стороне, куда показал Питрианс, и скоро убедился, что друг его не ошибся.
Судно, замеченное на заходе солнца, снова оказалось в виду, и, насколько можно было судить, за последние час-два оно значительно приблизилось к «Петуху», хотя положение его, с тех пор как оно было обнаружено впервые, ощутимо изменилось.
Капитан Гишар, взяв к себе Олоннэ вторым штурманом, проявил редкую прозорливость – лучшего выбора и быть не могло. Олоннэ действительно, можно сказать, родился в море – оно было его колыбелью в младенчестве; он исходил его вдоль и поперек и никогда не разлучался с ним; он любил его благоговейной любовью и был убежден, что именно оно дарит ему все радости. По правде говоря, он чувствовал себя самим собой только на палубе корабля. Вот уже два десятка лет странствовал он по всему белу свету, пережил ураганы, тяготы и лишения, постоянно боролся со смертью, не раз встречаясь с ней безропотно лицом к лицу. Потому-то он и ощущал себя моряком до мозга костей и обрел, даже сам того не ведая, то присутствие духа, ту сметку и сноровку, без которых не может быть настоящего моряка.
Определив точное местоположение неизвестного корабля, Олоннэ понял, что это испанский крейсер; что, не желая то ли по нерадению, то ли по беспечности захватывать судно Компании ночью, он довольствовался тем, что сопровождал его на довольно близком расстоянии, чтобы не терять из виду, и на достаточном удалении, чтобы не быть замеченным в сумерках, решив, как видно, напасть на восходе солнца.
Расчёт испанца, бесспорно, был верный – и стой сейчас на вахте, на борту «Петуха», любой другой штурман, ухищрения неприятеля увенчались бы успехом. Но обвести Олоннэ вокруг пальца было не так-то просто. Он принял решение в мгновение ока. Был лишь один способ избавиться от неотвязного преследователя – сбить его с толку, направив ложным курсом. И все четыре часа вахты напролет Олоннэ состязался с противником в хитрости и ловкости, то и дело меняя галсы, уваливаясь то под ветер, то против ветра, попеременно то увеличивая, то сбавляя скорость хода. Так что к полуночи неизвестный корабль куда-то запропастился: быть может, он потерял «Петуха» из вида, а может, погасил свои огни и теперь шел за ним в кильватере под покровом тьмы.