Короли океана - стр. 11
Принц де Монлор был элегантным, благородным молодым человеком лет двадцати четырех – двадцати пяти, с мужественными чертами и гладкой, белой, как у женщины, кожей; его большие черные глаза с длинными ресницами, оттенявшими щеки, излучали мягкий, добрый взгляд, но в гневе они готовы были метать громы и молнии; его каштановые, от природы вьющиеся волосы ниспадали на плечи длинными прядями; а игриво вздернутые усы придавали лицу выражение удали, делая его еще более привлекательным.
Грубое платье, что сейчас было на нем, нисколько его не портило – напротив, оно лишний раз подчеркивало его точеную фигуру и врожденное изящество манер.
Между тем граф Людовик де Манфреди-Лабом манерами и осанкой являл собой полную противоположность принца де Монлора: он был плотно закутан в матросский плащ, защищавший от ледяного ветра, налетавшего шквалами, и в просмоленной холщовой шляпе, которую моряки называют зюйдвесткой и у которой поля сзади спускаются аж до середины спины. Его наряд дополняли широкие короткие штаны, стянутые на бедрах желтым кожаным ремнем, с торчавшей из-под него парой пистолетов, топориком и кинжалом.
Граф, как можно предположить из вышесказанного, был итальянцем по крови и принадлежал к тому светловолосому типу своей расы, прекрасной и ценимой по эту сторону Альп, которую Рафаэль, почитавший ее едва ли не за божественную, воплощал во всех образах своих белокурых мадонн. Казалось, граф обладал невероятной силой: роста он был чуть выше среднего, коренаст и плотно сложен. Пройдя в комнату, он машинально швырнул зюйдвестку в кресло, обнажив крупную голову, обрамленную пышными рыжевато-светлыми волосами, покрывавшими плотными кудрями его плечи и сливавшимися с такой же светло-рыжей густой и длинной бородой. В его крупных серых глазах отражались ум и проницательность, а взгляд был прямой и чистый. Открытый лоб, нос с легкой горбинкой, рот с чувственными губами, скрывавшими два ровных ряда ослепительно белых зубов, – все это придавало бы графу еще больше привлекательности, если б не резкость и холодная решимость, застывшие в чертах, делавших его лицо мрачным и излишне суровым. Хотя от дождя, солнца, стужи и зноя кожа его изрядно огрубела и лоб прорезали преждевременные морщины, а лицо обрело почти что кирпичный оттенок, нетрудно было догадаться, что графу было не больше двадцати семи – двадцати восьми лет. Он обладал особой, свойственной морякам крепкой статью: у него были слегка согбенные, необычайно широкие плечи, длинные руки, бугрившиеся узлами перекрещенных мышц, твердых, как канаты, и увенчанные широкими, жилистыми кистями.
Подобно всем заправским морякам, ходил он, чуть склонив голову на грудь, широко расставив ноги и вразвалку, как будто под ним была не твердь земная, а вечно качающаяся корабельная палуба.
– Я слышал весь ваш разговор, – молвил он бесстрастным голосом. – Вот уже два часа кряду сижу я здесь в засаде, за этим гобеленом, точно тигр, подстерегающий добычу. – И сказать по чести, ничего нового для себя я не узнал, о чем предупреждаю вас, дабы скорее перейти к делу и не тратить время на пустую болтовню. Ведь вы не меньше моего заинтересованы в том, чтобы быстрее со всем этим покончить, не так ли, господин де Монлор?
– Правда ваша, сударь, я хочу этого больше всего на свете, – холодно ответствовал принц.