Короли Молдаванки - стр. 24
По дороге, следуя за страшной повозкой, полуослепшая от бесконечных, катившихся по ее лицу слез, Таня истово молилась всем существующим в мире богам, умоляя подарить бабушке искру жизни. Ведь она была самым близким и дорогим человеком. Кроме нее, у Тани больше никого не было.
И молитвы несчастной девочки были услышаны: бабушку привезли живой. А дальше произошло настоящее чудо. В больнице в тот день находился очень известный хирург – доктор Петровский. Это был самый знаменитый врач, светило одесской медицины. Чтобы попасть на прием к великому Петровскому, богачи выстраивались в очередь. Но, будучи абсолютно добрым и бескорыстным человеком, человеком удивительной душевной тонкости и чуткости, Петровский лечил и бедных. Увидев, в каком страшном состоянии находится Танина бабушка, он тут же взял ее на операцию, которую блестяще провел. Надо ли говорить, что во время операции Таня рыдала в коридоре больницы…
…Бабушке отняли правую ногу почти до бедра, что-то долго делали с руками, а по всему телу удалили омертвевшие участки кожи. Словом, было что-то очень сложное, Таня так и не поняла, что. Но бабушка выжила. Выжила… Но превратилась в полного инвалида.
Ходить она почти не могла, несмотря на специальный деревянный протез. Руками тоже работать не могла. Огонь повредил и легкие, и бабушка стала кашлять тяжелым, мучительным кашлем, разрывающим ее грудь, – и Танино сердце.
В общем, деньги быстро закончились. Скромные сбережения бабушки, собранные за всю ее жизнь, подошли к концу. А когда закончились деньги, хозяин дома выгнал их из квартиры…
Таня возвращалась домой ближе к ночи. И первым делом подходила к кровати, помогая бабушке сесть. Затем расчесывала ее сбившиеся, спутанные волосы. Щепками и обрывками газет она растапливала печку и подогревала вчерашнюю кашу, сваренную на воде со щепоткой соли, кормила бабушку.
После этого она долго сидела с ней, рассказывая о разных, ничего не значащих мелочах, время от времени, не сдержавшись, целуя ее морщинистые руки. Спасало то, что бабушка не видела ее глаз. Голос Тани звучал бодро, но глаза могли ее выдать.
– Ты обманываешь меня, Таточка, – так ласково бабушка называла Таню, – денег ведь у нас совсем нет.
– Ну что ты, милая! Мне же заплатили за прошлую неделю. В мастерской сейчас много заказов. Люди спешат одеться к зиме. И скоро еще должны заплатить.
Таня врала бабушке, что подрабатывает несколько часов в день в швейной мастерской. Она не хотела, чтобы бабушка знала правду.
– Ты опять ходила к этим девицам напротив, – голос бабушки звучал печально, – не надо туда ходить.
– Это было вчера. Да и зашла-то я туда ненадолго. Просто мне было скучно.
– Не надо туда ходить. Я знаю, на что они тебя подбивают. Каждый раз мое сердце обливается кровью.
– Если ты знаешь, на что они меня подбивают, – голос Тани зазвучал твердо, – ты знаешь и то, что я не сделаю этого никогда. Ты знаешь, почему я этого не сделаю.
– Обещай мне… Обещай мне никогда не ходить с ними… Обещай сохранить память…
– Я обещаю. Бабушка, я тебе жизнью клянусь, что никогда не буду уличной девицей с Дерибасовской!
Бабушка улыбалась в темноте. А Таня отворачивалась к окну, чтобы она не видела ее слез.
Через пару дней Софа, мать Иды и Цили, принесла весточку о том, что купчиха со Староконки, муж которой торгует овсом и держит всякие грошовые лавки, ищет прачек на два дня в неделю.