Королевство на грани нервного срыва - стр. 9
Да, но что же моя милая Оливия? Сюзанна хлопочет над ней, но та стала вялой и гибкой, будто лишилась костей и спит!
– Мама, что с ней? – я ласково погладила падчерицу по лысине. – Девочка моя бедная, опять на нее какая-то болячка свалилась!
– Знаешь, доченька, – молвила Сюзанна. – Если бы ты не разубедила меня в том, что магия и волшба существуют и действуют, я бы сказала, что это порча. Что на госпожу Оливию навели сильные сонные чары. Но поскольку ты прочла мне целый курс лекций о видах энергии, материи и этой… как ее…
– Теории относительности?
– Во-во. Какая тут теперь может быть магия. Сейчас одно могу сказать – девочка наша вроде как спит, но очень-очень глубоко. Оливия, милочка, проснись!
Сюзанна с наивозможнейшей деликатностью потрясла Оливию за плечико. Я, куда менее деликатно, похлопала ее по щекам. Бесполезно. Она лежала спокойно, жар, слава уксусу и лимонному маслу, спал; дыхание ее было глубоким и ровным, никаких судорог, метаний, бреда…
– Ваша светлость, – дверь приоткрылась, явив нам юную горничную Полетту и некую тень, маячившую за ней. – Прибыл мессер Гренуаль.
– Дотторе, прошу вас, – я подскочила к двери и распахнула ее. – Ситуация чрезвычайная.
Дотторе Гренуаль был человеком исполненным тела и посему неторопливым. Внеся в комнату свой исполинский живот и не менее исполинский саквояж, он достал белоснежный муслиновый платок также исполинского размера и с чувством высморкался. И лишь тогда изобразил галатнейший поклон:
– Герцогиня, счастлив видеть вас в добром здравии. Признаться, я полагал, что меня вызвали принимать новую жизнь, но…
– О нет. Нет, – я энергично замотала головой. – Здесь никто не беременен и уж точно не собирается рожать. Случай совершенно иной, непонятный, но от этого не менее опасный для здоровья. Пострадала моя падчерица Оливия. Вот взгляните.
Доктор поправил золотое пенсне на мясистом носу и склонился над ложем страдалицы. Понюхал ее дыхание, взял руку, принялся считать пульс.
– Так-так… Весьма-весьма… Что нам говорит анамнез…
– Да, – подхватила я. – Что в анамнезе, дотторе?
Медицинской терминологией меня не срубишь. Я даже могу прочесть, что они пишут в своих рецептах. Звездная принцесса я или доярка, в конце концов?
– Мня-мня-мня, – невразумительно замялся дотторе. – Скажите, ваша светлость, не страдала ли милая Оливия ипохондрией или, упаси Исцелитель, глубоко… глубоко скрытой, таксзть, латентной депрессией?
– Кто угодно, только не она! Оливия – сама радость, веселье и проказы! Она слишком юна для депрессии!
– Не скажите, отрочество – опасный возраст. Может быть, на людях она, мня-мня, вела себя адекватно, такскзть, пела, веселилась, а в одиночестве предавалась мрачным мыслям, суицидальным желаниям? Это, знаете ли…
– Знаю, – отрезала я. – Может, раньше у нее и были мрачные мысли. Когда она была одна. Но с тех пор как мы вдвоем, мрачные мысли у нас появляются только тогда, когда домоправитель снова меняет замки на винных погребах!
– Вы что же, пьете?! – отшатнулся доктор Гренуаль. – Спаси Исцелитель! В столь юном возрасте! И вы, герцогиня, вам же еще рожать наследников мессеру Альбино, а алкоголь негативно влияет…
– Рожать от Альбино? Я лучше сопьюсь, – тихо пробормотала я. Уж слишком крамольной была эта фраза. И продолжила: – Дотторе, я не понимаю, какое все это имеет отношение к тому, что моя падчерица погрузилась в глубокий сон. Убей святой Градусник, не пойму!