Королева Виктория - стр. 24
Вид у новой королевы был не самый величественный. Встрепанная со сна, с распущенными волосами, в тапочках на босу ногу и ночной рубашке, поверх которой набросила пеньюар. За ее спиной захлопнулась дверь, отрезая прошлую жизнь со всеми ее горестями. Где-то там, в коридоре, нервно расхаживала герцогиня, но знатные визитеры уже преклоняли колени перед Викторией и целовали протянутую руку. Королева!
На картине Генри Уэллса[42] Виктория, похожая на ангела в белом хитоне, милостиво взирает на лордов, а в лицо ее золотят первые лучи солнца – заря новой эпохи. Так эту сцену представляли себе поколения англичан. А поэтесса Элизабет Браун умилялась, что в такую радостную минуту королева прослезилась – по дядюшке. Какое у нее чувствительное сердце!
«Раз уж провидению угодно было вознести меня, я сделаю все, что в моих силах, чтобы исполнить свой долг, – в тот же день записала Виктория в своем дневнике. – Я еще молода и во многом, хотя и не во всем, мне недостает опыта, но я уверена, что мало у кого найдется столько же доброй воли и истинного желания поступать правильно, как у меня»[43]. Эту запись уже не нужно было отдавать на проверку матери. Но, так или иначе, Виктория говорила от чистого сердца. Она вообще не лгала.
За завтраком она приняла барона Стокмара, врача и советника дяди Леопольда. Стокмар станет и ее верным помощником, а заодно и арбитром в семейных делах. Отпустив Стоки, Виктория написала два письма – одно дядюшке в Бельгию, другое Феодоре в Лангенбург. V.R. – Victoria Regina – подписалась она. Уже никто не посмеет назвать ее нелюбимым именем Александрина и уж тем более противной кличкой Дрина. Только одно имя ее достойно – Виктория, имя победительницы, имя, которое вознесется над империей, где никогда не заходит солнце. Виктория была совсем молода и неопытна – подросток, примеривший корону, – но у нее уже сформировалось четкое ощущение себя как личности. И в этом был залог ее будущей славы.
Едва просохли чернила, как королеве доложили о визите премьер-министра. Уильям Лэм, второй виконт Мельбурн, прибыл в 9 часов утра. Главе правительства вигов не раз приходилось выступать посредником между королем и герцогиней во время их бесконечных дрязг. Но с самой принцессой он был почти незнаком. Пухленькая девушка с косичками, закрученными вокруг ушей, сливалась с задним планом и на происходящее реагировала преимущественно слезами. Какая из такой пигалицы получится королева?
«Я приняла его в своей комнате и, КОНЕЧНО, совсем ОДНА, как и впредь буду принимать своих министров», – прихвастнула Виктория. Разговаривать с мужчиной наедине, без старшей компаньонки, было для восемнадцатилетней барышни в диковинку. И с каким мужчиной!
Галантный пожилой джентльмен, остроумный, всегда одетый с иголочки, Мельбурн казался полной противоположностью наглеца Конроя. Его внимательность – не дань приличиям, а искренний интерес – подкупала собеседников. Лорд Мельбурн внимал Виктории, словно каждое ее слово было для него значимо, имело вес. Это было так удивительно и приятно, ведь матушка и сэр Джон отметали все, что она говорила, как глупую болтовню. Очарованная, королева пообещала сохранить за ним пост министра, и премьер почтительно поцеловал ей руку.
С той же непринужденной вежливостью он объяснил королеве ее обязанности. Истинный виг, Мельбурн был сторонником ограниченной монархии. Прерогатива короля – давать правительству советы. Желательно в умеренных количествах. А что делать с этими советами, министры сами разберутся.