Королева пустыни - стр. 57
В этом состоянии крайнего напряжения Гертруда действовала опрометчиво. У Генриха не было времени закрепиться перед тем, как она прыгнула. Они оба упали, связанные веревкой, полетели кувырком по ледяному коридору. Но Ульрих, услышав, что она сейчас упадет, успел воткнуть ледоруб в трещину, повиснуть на нем одной рукой, а другой – удержать этих двоих. Потом он сам не верил, что смог такое сделать. Гертруда писала: «Мы едва спаслись, и мне очень стыдно за свою роль в этом эпизоде. Это был момент, когда я думала, что нам вряд ли спуститься живыми».
Плечи и спину Гертруды сводила мучительная боль, причиняемая, вероятно, разрывом мышцы. Все трое дрожали от холода и сырости. День тянулся дальше. В восемь вечера до безопасного места осталось еще перейти несколько трещин и спуститься по сераку. Серак – ледяной барьер у нижней кромки ледника – очень опасен при прохождении, потому что все время сдвигается и ломается под давлением ледовых масс. И никогда не следует проходить его ночью. Но у них было отчаянное положение. Полчаса они пытались разжечь фонарь отсыревшими спичками под прикрытием промокшей юбки Гертруды. Бросив это безнадежное дело, они двинулись на ощупь через угольно-черную темноту, но тут же Генрих свалился в восьмифутовую толщу мягкого снега. «Это был единственный момент отчаяния», – вспоминает Гертруда.
Им предстояла еще одна ночь на открытом леднике, под ледяным дождем. У каждого из мужчин был рюкзак, который можно было использовать в крайности как матрас, и Генрих, благородно и неожиданно, отдал свой Гертруде, а Ульрих сунул ее ноги вместе со своими в свой рюкзак. Она несколько часов провела, думая о Морисе на войне против буров, где он командовал ротой добровольцев Йоркширского полка. Он писал о том, как ночь за ночью идет проливной дождь, и уверял ее, что ему это ничуть не мешает.
В сером полумраке этого второго рассвета, окостеневшие от холода, они едва могли идти. Кое-как ковыляя, они заметили, что достигли безопасного места, что пришло к концу их испытание. Вернувшись в Майринген после пятидесяти семи часов на горе, они застали в гостинице суматоху беспокоящихся за них людей. После горячей ванны и ужина в постели Гертруда проспала двадцать четыре часа. Руки и ступни у нее были обморожены – пальцы на ногах так распухли и закостенели, что ей пришлось отложить возвращение в Лондон до момента, когда снова можно будет надеть туфли. Пальцы рук отошли достаточно быстро, и она смогла написать самое длинное в своей жизни письмо отцу, признав в нем, что прогноз Домнула насчет вероятности ее гибели в Альпах чуть не сбылся.
От ледника до вершины Финстерархорна три тысячи футов. И только последние несколько сотен футов украли у них славу. Пятьдесят три часа на веревке, при самых плохих погодных условиях, когда ветер просто мог сдуть их с горы, в таком холоде, что снег намерзал на людях и на веревке, а по временам в таком тумане, что не видно было, куда ступаешь. И хотя самым важным восхождением Гертруды был траверс Лаутерархорна – Шрекхорна, ее всегда будут помнить по экспедиции на Финстерархорн. Попытка была неудачной, но достославной. А удачное возвращение в таких условиях – выдающееся деяние. «Во всех Альпах мало найдется мест столь крутых и столь высоких. Туда поднимались всего три раза, включая попытку вашей дочери, и ее экспедиция все еще считается одной из величайших в истории Альп, – писал Ульрих Фюрер в письме к Хью. – Честь ее принадлежит мисс Белл. Не будь она так полна мужества и целеустремленности, мы бы пропали».