Королева двора - стр. 10
– Ну, грустить тебе действительно не о чем. Это я так спросил. Вид у тебя невеселый, вот я и, значит… – Марк замялся, но тут же нашелся, приободрился, с трудом втиснулся в кресло перед трельяжем, побарабанил пальцами по коробке с гримом: – А вот волноваться, наверное, тебе не помешало бы…
– Считаешь? – Едва заметный взлет бровей, но никакого интереса к возможному ответу.
– Уверен! Говорят, если артист перестал волноваться перед выходом на сцену, то он кончился как артист. Спекся, сдулся, понимаешь?
– Кто говорит? – Прищурила глаза и усмехнулась даже. Видно, и Снежную королеву можно обжечь резким словом.
– Артисты и говорят. Причем, посмею заметить, не самые последние.
– А я, Марк, давно не волнуюсь, но и конченой себя не считаю.
– Короче, волнуешься или нет, выход через три часа. Сейчас гример придет. – На других подопечных Марк бы спустил всех собак за подобные речи, а тут лишь губы поджал да дверью, выходя из комнаты, хлопнул чуть громче обычного.
Дина оторвалась от окна, медленно приблизилась к трюмо, села в кресло, в котором только что сидел Марк.
«Эх, Маркуша, Маркуша! Ты, конечно, прогневался. Только оттого ли, что твоя подопечная не трепещет перед выходом на сцену? Нет, милый, нет. Ты недоволен, я бы даже сказала взбешен, потому что я не купаюсь в дурмане счастья и не рассыпаюсь перед тобой в ежесекундных благодарностях. Я ведь это должна делать, с твоей точки зрения? Я должна лобызать тебе руки и кланяться в ноги за то, что ты добился для меня признания, славы и денег. Ох, милый, если бы это случилось лет двадцать назад, я бы так и поступила. А теперь: большой вопрос, кто из нас кого должен благодарить первым. Ты меня продаешь и делаешь это великолепно, приносишь доход нам обоим, и доход весьма неплохой, но я для тебя – такая же золотая жила, как ты для меня. Я не умею продавать, ты – не танцуешь. В тандеме мы сила, по отдельности – никто. Я не влезаю в твою епархию, не проверяю бумаги и не требую отчета, так и тебе, наверное, не следует рассказывать мне о том, что должен или не должен чувствовать артист перед выходом на сцену».
– Марк Иосифович сказал, я могу начинать, – робко просунулась в дверь молоденькая гримерша. Дина не поняла, с кем в большей степени связана застенчивость девушки, с ней или с Марком, но все же ободряюще улыбнулась:
– Как вас зовут?
– Оля.
– Проходите, Оля. Раз Марк Иосифович сказал, будем начинать.
– Пастель, романтик, агрессив? – гримерша распахнула небольшой переносной чемоданчик, выбрала подходящую кисть и замерла в ожидании указаний.
– Оленька, вы читали афишу?
Девушка моментально вспыхнула, отвела глаза, выдавила чуть слышно:
– Не успела.
«Пожалуй, это я ее так пугаю. Бедняжка! Тогда с Марком она, скорее всего, даже дышать рядом боится». И черт дернул Лилю заболеть так не вовремя! Она бы уж точно не стала задавать таких вопросов. Лиля всегда знает, кого танцует Дина, и делает безупречный, соответствующий роли макияж. Но проверенный гример валяется дома с давлением, и в распоряжении Дины вот этот испуганный, едва блеющий ягненок, которого лучше привести в чувство, нежели добивать и расстраивать. Меньше всего артисту нужны дрожащие руки обиженного гримера.
– Вы не обязаны успевать, детка. – Дина мягко дотронулась до ледяной кисти девушки. «Слава богу, она гримирует, а не массирует. От таких рук любые мышцы сведет еще больше». – У вас своя работа, у меня – своя. Я сейчас все расскажу, и приступим. Только у меня будет одна маленькая просьба, если вас, конечно, не затруднит. – Дина слегка улыбнулась.