Король зомби - стр. 23

Артур протяжно зевнул, потер глаза, прошелся, разминая затекшие ноги.

– Зря ты, Пашка, вернулся, зря, – ворчал он, меряя шагами комнату, – кто умножает познания, умножает скорбь. Екклесиаст, глава первая, стих восемнадцать.

Артур любил цитировать Священное Писание и всегда находил нужную фразу. А когда красноречия не хватало, он открывал рабочую сумку, где рядом с договорами на ритуальные услуги, каталогом гробов и рекламой крематория лежала Библия. С ней он не расставался никогда. Перед оформлением заказа на похороны он, будто случайно, доставал Библию, клал перед заплаканными родственниками покойника, и вид этой книги в кожаном переплете, с множеством разноцветных закладок внутри, оказывал на клиентов гипнотическое действие.

– Не скоро совершается суд над худыми делами; от этого и не страшится сердце сынов человеческих делать зло. Екклесиаст, глава восьмая, стих одиннадцать, – говорил Артур.

И под его холодным пронизывающим взглядом становилось неуютно и стыдно. Хотелось раскаяться и отдать любые деньги, откупаясь от совести, словно этот сероглазый юноша мог забрать тяжелое чувство вины перед теми, у кого больше нельзя попросить прощения.

Я не боялся мертвых. Но сегодня в привычной тишине склада я не чувствовал себя в безопасности. Не потому, что за дверью комнаты темными рядами тянулись вереницы новеньких, пахнущих лаком и древесиной гробов, высоких, в человеческий рост металлических крестов, тяжелых венков, украшенных цветами и лентами, и стальных табличек с каллиграфически выгравированными фамилиями. Нет, я давно привык к этому. Гробы и кресты не пугали меня, как шофера не пугают дорожные знаки, а пожарного – языки пламени.

Дело было в другом. Прислушиваясь к уличному шуму, я боялся узнать среди ночных шорохов и редких всхлипов автомобильных клаксонов звонкий стук каблуков Киры.

Чтобы не думать о ней, я подошел к окну. Сквозь тонкие пластины жалюзи я разглядывал пустую улицу, темные окна больницы напротив. Желтый свет фонаря отвоевывал из ночного плена припаркованные возле дверей склада уазики с надписью: «Спаси и сохрани» и новенький внедорожник Артура, стоивший, по его словам, как квартира в Москве.

– Без окон, без дверей, – озираясь, бормотал Артур, – полна горница гостей. И где же вы прячетесь?

Я обвел взглядом комнату: прятаться было негде. Каморка ночного сторожа – пять квадратных метров: вешалка, пара стульев, тумбочка, стол. Ничего не выдавало присутствия чужаков, кроме красной спортивной сумки Киры, сиротливо жавшейся к ножке стола.

– А это что?

Артур тоже заметил сумку. Брезгливо скривившись, он вытащил ее, бесцеремонно обыскал, крепко прижав к себе, словно боясь, что сумка вырвется и убежит, шагнул за дверь. Я вышел следом.

Мы бесшумно двигались между рядами гробов, и Артур по-звериному втягивал носом воздух, пытаясь по запаху найти фантомов. И по тому, как побелели костяшки пальцев, сжимавших сумку, по капелькам пота, блестевшим над воротом белоснежной рубашки, по напряженной спине, я понимал, что он чертовски боится.

От тишины на складе звенело в ушах. Артур не стал включать свет, мы двигались на ощупь, но я точно знал, что от правого угла до центра стоят бледно-коричневые прямоугольные стандарты, за ними – обитые синим бархатом «Наполеоны», в глубине прячутся неприметные мусульманские ящики из сосны, за стеллажами с комплектами одежды высятся солидные «Итальянцы» из мореного дуба. А возле двери на железных колесных тележках – два четырехгранных лакированных гроба, подготовленных для испытания новой печи крематория. Они должны были быть пустыми, но полчаса назад в один из них Артур положил обернутое в черный полиэтилен мертвое тело Киры.