Король зимы - стр. 12
– Ты остался без отца и должен будешь сам прокладывать себе дорогу.
– Я хочу быть солдатом.
– Ты и станешь им, – обещала она, – но прежде выучись писать и читать.
И такова была ее власть надо мной, что я покорился.
Зато управляющий Хьюэл обучал меня драке. Он орудовал обыкновенной палкой, но удар этой крестьянской дубинки не уступал мечу и копью воина. Хьюэл, который до того, как лишился ноги от топора сакса, был знаменитым воином в отряде Утера, заставлял меня упражняться, пока руки мои не стали достаточно сильными, чтобы владеть тяжелым мечом так же споро, как палкой. Большинство воинов, говорил Хьюэл, полагаются лишь на грубую силу и бодрящий медовый напиток и могут единым ударом свалить быка, но человек с головой всегда имеет в запасе хитрый удар, который сразит безмозглую скотину.
– Я был пьян, – признался он, – когда Охтха-сакс отсек мне ногу. А ты, парень, давай работай! Быстрее! Твой меч должен слепить как молния. Еще быстрее!
Первыми плоды его уроков вкусили сыновья монахов из нижнего селения Инис-Видрина. Они завидовали нам, свободным детям Тора, которые бездельничали, в то время как те трудились дотемна, ненавидели нас и при случае пытались побить. Как-то я своей палкой измочалил до крови троих христиан. Эту победу я приписал благосклонности богов, которые дали мне силу, но Хьюэл высек меня, приговаривая, что никогда не надо нападать на того, кто ниже и слабее тебя, хотя, я думаю, он все же был доволен, потому что на следующий день взял меня с собой на охоту, и я убил своего первого кабана настоящим мужским копьем. Это случилось в туманной чаще у реки Кэм, и было мне тогда всего двенадцать лет от роду. Хьюэл измазал мне лицо кабаньей кровью и дал клыки для ожерелья, а тушу отнес в храм бога солнца Митры, где устроил пир в честь этого покровителя воинов. Как-нибудь, пообещал Хьюэл, когда я отращу бороду и убью в бою первого сакса, меня тоже допустят на пир. И три года спустя я все еще мечтал убить сакса. Может удивить, что я, юноша-сакс, был столь ревностным бриттом, но с самого раннего детства я воспитывался среди бриттов, и мои друзья, любовь, все слышанные истории, мечты и даже сны были бриттскими.
С прибытием Мордреда и его матери на Торе стало многолюдно. Норвенна привела не только служанок, но и целую когорту воинов, которые должны были охранять наследника. Мы спали вповалку, по четверо-пятеро в хижине. Во внутренние комнаты Мерлина позволено было входить лишь Нимуэ. Норвенна и ее прислужницы жили в самом доме, который был наполнен дымом от двух костров, горевших день и ночь. Дом был прочный, на дубовых сваях, с оштукатуренными плетеными стенами и тростниковой крышей. Комнаты Мерлина отделялись ивовой оштукатуренной перегородкой с единственной маленькой дверью. Над домом возвышалась деревянная башня Мерлина, самая высокая на Торе. То, что происходило в башне, знали лишь сам Мерлин, Моргана и Нимуэ. Поговаривали, что башня Мерлина битком набита сокровищами, добытыми из курганов древних людей.
Начальником стражи Мордреда был христианин Лигессак, высокий, худой, прожорливый человек, умевший на расстоянии пятидесяти шагов расщепить стрелой веточку. Он учил меня кое-чему, когда был трезв, но чаще любил играть в азартные игры с другими взрослыми. Он-то и поведал мне историю смерти принца Мордреда и причину гнева верховного короля, который проклял Артура.