Король и император - стр. 14
«Вот так всегда с этими учеными, – хмуро подумал Мамун. – Их больше всего страшит не угроза смерти, а невозможность похвастать своими достижениями».
Он позволил юноше взять у себя из рук кожаную бутылку, тот перевернул ее и приставил к глазу горлышком.
– Вот, господин. На палубе переднего судна я вижу грека с кудрявой бородой, он стоит около религиозной картинки.
Лицо Мамуна исказилось отвращением, он благочестиво сплюнул, чтобы очиститься от скверны, каковую несут рисунки и изваяния богов.
– А рядом с ним стоит светловолосый франк, весь в металлических доспехах. Они спорят и указывают руками в разные стороны.
– И что они говорят?
– Мое приспособление позволяет лучше видеть, но не слышать.
– Ладно. – Мамун дал знак начальнику стражи. – Переведи в свой полк юношу, – возможно, мне еще понадобится его искусство. А если и нет, все равно в испанской армии умных людей меньше, чем храбрых. Мы должны беречь его. И вот что, Муатья, если ты заранее скажешь мне, где греческий навархос пристанет к берегу за водой, я наполню твой рот золотом. Но если ошибешься, золото будет расплавленным.
Он отвернулся, созвал к себе тысячников – командиров полков. Юноша принялся настраивать свою зрительную трубу, то прижимая к самому глазу, то чуть отстраняя.
Время от времени прерывая невнятный рассказ, местный крестьянин испуганно озирался. У него были причины бояться. Увидев, что из-за мыса выходит множество огромных красных галер, которые, как он знал, начисто сожгли суда мусульманских захватчиков, он понял, что моряки ищут пресную воду, и быстро сообразил: кто бы ни были эти враги Мухаммеда, для него они должны оказаться друзьями. Поэтому, когда греки высадились и разбили лагерь, Педро подкрался поближе, убедился, что в стане высятся распятия и иконы, затем робко вышел к постам, чтобы предложить свои услуги, – он надеялся на вознаграждение, которое спасет его от голодной смерти. И надеялся на отмщение безжалостным смуглолицым захватчикам, забравшим его жену, сына и дочерей.
Однако крестьянин Педро вовсе не рассчитывал встретить таких загадочных и грозных союзников. Уроженец Мальорки не сумел объясниться ни с греческими моряками, ни с немецкими воинами. Его передавали с рук на руки, пока не нашелся говоривший на латыни священник. С трудом и с запинками он и крестьянин смогли объясниться, ведь диалект Мальорки – не что иное, как древняя вульгарная латынь, которую безграмотные местные жители искажали бог весть сколько поколений.
Подобные трудности Педро предвидел. Но он и думать не мог, что встретит таких людей, как, например, сердитый воин, уставившийся на священника и его измученного собеседника.
Агилульф, рыцарь ордена Копья, старинный боевой товарищ самого императора Бруно, ныне откомандированный на войну с маврами, возвышался на целый фут и над священником, и над крестьянином. Он казался еще выше из-за железного шлема с забралом и черным, указывающим на немалый чин плюмажем. Однако крестьянина сбивал с толку не сам человек, а его экипировка. Казалось, Агилульф с головы до пят сделан из железа. Кроме шлема, на нем была кольчуга до колен, поножи, а внизу – латные сапоги. Железные бляхи усеивали рукавицы, и железным было окаймление длинного щита, всаднического щита классической формы, который в атаке защищает левую ногу копейщика; но Агилульф носил его и пешим, словно тяжесть этого снаряжения ничего для него не значила. Как и жара. Под железом на нем была кожаная одежда, чтобы сочленения лат не впивались в тело, и белье из конопли, хорошо впитывающей пот. А послеполуденный зной на Балеарских островах даже весной был таков, что пот заливал воину все лицо и стекал на бороду. Но Агилульф, казалось, этого не замечал, словно обращать внимание на неудобства было ниже его достоинства. Крестьянину, который в жизни своей не видел больше железа, чем пошло на обивку лемеха его примитивного деревянного плуга, этот германец казался выходцем из другого мира. Нарисованный на щите крест служил слабым утешением.