Корни небес - стр. 57
Голова человека разлетается на красные куски мяса и белые с серым осколки. Часть лица, как маска, отделяется и шлепается о стену с ужасным звуком. Остальное тело – туловище, болтающиеся руки – медленно опускается на пол.
Бун стоит, опираясь на дверной косяк, и дует на ствол своего автомата, как бандит с Дикого Запада.
– Минус один, – ухмыляется он.
– Идиот чертов! – кричит капитан Дюран, врываясь в комнату. – Зачем ты его застрелил?
– Он практически признался.
Я мотаю головой.
– Он только сказал, что это мог быть кто угодно, – поправляю я его.
Дюран смотрит на Буна с отвращением.
– Мне стоило бы отправить тебя под трибунал. А ты ведь знаешь, как действует военное правосудие при военном положении, правда? Ты, я и пуля.
– Jawohl, mein FUhrer![43]
– Пшел отсюда, идиот!
– Вы его не накажете? – удивленно спрашиваю я Дюрана.
– За что?
– Как это «за что»? Он только что хладнокровно убил человека!
Капитан пожимает плечами:
– Меньше чем через два дня это место превратится в огромную могилу. Тот, кто сделал это, хотел покончить с собой. И, сделав это, забрал с собой всех остальных. Если этот человек виновен, тем лучше. Но это все равно ничего не меняет. Они все обречены.
Я испытываю желание заговорить с ним об исповеди жены диакона. Но удерживаюсь от этого.
– Почему вы говорите, что они обречены? Они могут пойти в Новый Ватикан.
– Ах да! И как же? Нам понадобились часы, чтобы доехать сюда на санях. А им придется идти пешком. У них бы это заняло не меньше трех дней. Никто из них не выжил бы. Им лучше оставаться здесь. Оранжереи, конечно, жаль. Приятно было время от времени есть свежую еду. Но ничего не поделаешь.
– Ничего не поделаешь? Как вы можете быть так циничны? Мы говорим о десятках человеческих существ!
– Вопрос точки зрения. Некоторые думают по-другому.
– Что скажет кардинал Альбани, если вы оставите их умирать?
Дюран разражается смехом.
Это очень неприятный смех.
– Альбани ничего не знает об этом месте. Это мы обнаружили его. Оно наше.
– Ваше?
– Военный аванпост. Под нашим контролем. И в нашем распоряжении. Смотрите на это как на… протекторат. Мы обеспечиваем их безопасность. И свое молчание…
– Молчание о чем?
– Это не ваше дело, священник.
– До вчерашнего дня вы называли меня «святой отец».
– Вчера было вчера.
Я указываю на машину. Дым становится все гуще. Открытые язычки пламени, мизерные, но угрожающие, начинают появляться в черноватой дымке.
– Вы бросите ее так?
– Это не наша проблема. Идемте со мной, святой отец.
– А если я не захочу?
– Можете оставаться здесь, – отрезает Дюран, поворачиваясь и выходя из комнаты.
Столовая похожа на загон для скота. Такое впечатление производят покорные лица жителей и то, как гвардейцы присматривают за ними, словно пастухи за стадом.
Их собрали в центре комнаты. Среди них нет ни жены диакона, ни доктора Ломбар.
Три швейцарских гвардейца – Диоп и двое итальянцев – держат всех под прицелом своих автоматов.
Это не собрание.
Это перекличка заключенных.
Я инстинктивно, как будто мои ноги сами решили за меня, присоединяюсь к гражданским, стоящим в середине комнаты.
Дюран легким движением запрыгивает на стол. Он садится на корточки, держа руки за спиной и рассматривая своих пленников одного за другим. Он не произносит ни слова, пока в зал не входит красавица Адель Ломбар.