Копи царя Соломона - стр. 2

– Суки чернозадые… – говорит мужчина, глядя в коридор.

– Наташка… обещай, – говорит он.

– Обещай, что не пойдешь замуж за негра, – говорит он.

– Папа, не волнуйся, – говорит девушка и гладит мужчину по руке.

– Дай слово, – говорит мужчина.

– Даю слово, – говорит девушка.

Крупным планом – скрещенные за спиной пальцы, как делают, когда произносят необязательную клятву. Мужчина успокоенно кивает. Он задыхается.

– Гребаные молдаване с их гребаным «Жоком»! – говорит он.

– Милый, – просит женщина, похожая на нашу Наталью.

– Тебе вредно волноваться, да и курить надо было меньше, – говорит она.

– Курил бы нормальные сигареты с фильтром, все было бы окей, – говорит мужчина (он именно произносит «окей» именно как слово, как эмигрант первой волны, который уверен, что это первое слово из его английского. – Примеч. В. Л.).

– Гребаный «Жок»! – говорит он и кашляет.

Мама и дочь переглядываются. Мать поправляет мужчине подушку. Он хрипит:

– Сонька, газету принеси, у уродов этих черножопых попроси…

Женщина, терпеливо улыбнувшись, встает и выходит. Мужчина рывком бросается к дочери, хватает ее за руку, заставляет наклониться, говорит, брызгая слюной (она разлетается, мы видим это крупным планом).

– Наташка, слушай, кино это твое – фигня, – говорит он.

– Показы, портфолио-шмофолио, – говорит он.

– Хватит фигней страдать, – сурово говорит он.

– Ну ты только представь себе, кишиневская еврейка – и звезда Голливуда, – говорит он.

– Да это же, мля, обхохочешься, – говорит он.

– Наталья Авнерова Хершлаг, обладательница «Оскара» и исполнительница главной роли в… в… блядь, в «Звездных войнах»! – вспоминает он последний фильм, о котором хоть что-то слышал.

– Аха-аха, – хохочет он, пока смех не переходит в содрогания тела, какие бывают при рвоте.

Отплевавшись в утку, поднесенную дочкой, мужчина вытирает рот – синий рукав халата темнеет от слюны и, кажется, от крови – и продолжает:

– Мы с мамой терпели эти твои закидоны, потому что ты наша доча, – говорит он, и мы видим в его ласковой улыбке что-то неуловимо похожее на улыбку ветерана из самолета.

– Но теперь я умираю, и ты должна заботиться о маме и сестрах, – говорит он.

– Вырастить их нормальными девочками, которые уважают Тору, учатся в университете, – говорит он.

– И это сможет сделать бизнесвумен, а не официантка, которая мечтает стать актриской вшивой, – говорит он.

– Да, папа, но чем мои планы стать звездой кино хуже твоих иллюзий разбогатеть? – рассудительно спрашивает девушка, упрямо склонив голову, и мы видим, что она, несмотря на юность, человек, что называется, основательный.

– С сотней миллионов долларов ты нашу бензоколонку в сеть превратишь, – говорит отец.

– И продавать там будешь бензин, а не мочу ослиную, – говорит он.

– А-кха-кха, – говорит он.

– Гребаные папиросы «Жок», гребаная кишиневская табачная фабрика «Тутун-ЧТЧ», гребаный рак легких! – говорит он.

– Кстати, обещай мне, что не будешь курить! – говорит он.

– Даю слово! – говорит девушка.

В палату заходит мама – мы видим, что это весьма ухоженная дама в соку, и можем предположить, что безутешной эта вдова не останется, – с газетой в руках. Отца, судя по всему, посещают такие же мысли, что и зрителя. Мельком глянув на жену, он говорит:

– Нет, Сонечка, я же не читаю эти сраные местечковые «Брайтон Ньюс», – говорит мужчина раздраженно.