Копи царя Соломона - стр. 19

Мелькание, кошка исчезает из кадра.

Общий план: это большой человек с лицом громилы ударил по кошке ногой изо всех сил. О том, что он постарался, мы можем судить по состоянию кошки. Та не бежит, не стоит и даже не сидит. Она лежит, под ней растекается мокрое пятно… Очарование и загадочность момента пропадают. Мы понимаем, что кошка – это всего лишь кошка, а настоящие неприятности – это то, чем чревата встреча только с людьми. Которых сейчас перед подъездом мы можем насчитать пятеро (включая громилу). Они выглядят как компания советских инженеров, которые носят штаны с поясом под мышками, обожают читать американскую фантастику в переводах, прогуливать НИИ, чтобы хорошенько отжариться на сборе картошки – во всех смыслах (и пожарить картошку, и натрахаться всласть с такими же несчастными представительницами поколений НИИ). Они отвратительно одеты, но это не выглядит вызовом.

– Копанский, кошку-то зачем? – спрашивает один из мужчин.

– Ненавижу их, – говорит верзила и нервно потирает нос.

– Почему, старичок? – спрашивает один из мужчин.

– Старик, это же элементарный фактчекинг, – говорит Копанский товарищу.

Копанский молчит с понимающим и уважительным выражением лица, чтобы не облажаться и не выглядеть полным лохом.

– …я читал статью в «Науке и знании», – говорит громила.

– Там рассказано о том, что наши предки были кормовой базой кошачьих, – говорит он.

– В незапамятные времена, еще когда люди были пещерными, – говорит он.

– Только представь себе, пещера, холод, голод, – говорит он.

– До построения развитого социализма еще миллионы лет, – говорит он.

– Миллиарды! – говорит один из мужчин.

– Митька знает, он у нас кандидатскую по биологии защитил, – говорит кто-то.

– Так, старичок? – говорит кто-то Митьке.

– Так, старичок, – говорит Митька.

– Ну, миллиарды, – говорит Копанский.

– И вот в древней пещере сидит несчастная, древняя пещерная еврейка, – говорит он.

– Сжимает у груди маленького пещерного еврея, который еще и разговаривать-то не умеет, – говорит он.

– Да тогда вообще никто разговаривать не умел, – говорит он.

Весь этот безобидный разговор происходит при следующих действиях.

Мужчины заходят в подъезд, запирают двери, предварительно наклеив на двери объявление «Карантин, санитарная обработка помещений от грызунов и тараканов», запирают для пущей прочности дверь парочкой засовов (навинчивают их, дело идет споро, ведь это советские инженеры, а из тех всегда получались отличные слесари), поднимаются по лестнице. Во время подъема они – в противоположность своей мирной, можно сказать, познавательной беседе – совершают довольно угрожающие действия. Достают из карманов колготки, напяливают себе на голову, вынимают из карманов ножи, цепи от велосипедов… Как ни странно, выглядят они теперь куда достойнее, современнее… продвинутее, что ли?

Мы еще раз убеждаемся в том, что любой прикид на фоне советского – даже если это наряд сутенера из Бронкса или недобитого панка-гангстера – выглядит как последнее произведение Кардена, Гальяно… (и кто там еще из гомосексуалистов шил одежду? – Примеч. В. Л.).

– И вот, – продолжает Копанский уже в маске.

– Еврейская женщина, еврейский малыш, – говорит он.

– Еврейский папа на охоте, – говорит он.

– И тут в пещеру заходит древний саблезубый тигр… – говорит он.