Копченая селедка без горчицы. О, я от призраков больна (сборник) - стр. 37
Должна признать, что Фели никогда не выглядела такой красивой: блузка цвета лосося, шалфейно-зеленый мохеровый джемпер (то и другое, насколько я знала по собственным шпионским вылазкам, она стащила из гардеробной Харриет), идеальные медово-золотистые волосы, сияющие голубые глаза (разумеется, она оставила свои очки в черной оправе, как обычно, под подушками честерфильда).
Она это спланировала, ведьма!
– Сержант Грейвс, я полагаю? – произнесла она низким хрипловатым голосом, которого я у нее прежде не слышала. – Входите. Мы вас ждали.
Мы? В какие игры играет эта старая мумия?
– Я сестра Флавии, Офелия, – говорила она, протягивая украшенное кораллами запястье и длинную белую ладонь, на фоне которой пальцы леди из Шалота[19] показались бы мясными крюками.
Убить бы ее!
Какое право имела Фели вторгнуться, вот так, бесцеремонно, между мной и человеком, пришедшим в Букшоу, исключительно чтобы взять мои отпечатки пальцев? Непростительно!
Тем не менее не следует забывать, что я не раз мечтала, что бодрый маленький сержант женится на моей старшей сестре и они поселятся в увитом цветами домике, куда я смогу заезжать на послеобеденный чай для веселой профессиональной беседы о преступных отравителях.
Сержант Грейвс наконец достаточно собрался с мыслями, чтобы сказать «да» и неуклюже войти в вестибюль.
– Чашку чаю и печенье, сержант? – предложила Фели, умудрившись изобразить такую интонацию, будто бедный гость перетрудился, устал как собака и недоедает.
– Да, меня мучает жажда, должен сказать, – выдавил он с застенчивой улыбкой. – И голод, – добавил он.
Фели отступила, пропуская его в гостиную.
Я пошла следом, словно брошенная гончая.
– Вы можете расположить ваше оборудование вот здесь, – сказала ему Фели, указывая на стол эпохи Регентства, стоявший подле окна. – Как ужасно трудна, должно быть, жизнь полицейского. Оружие, преступники, подбитые гвоздями сапоги.
Сержант Грейвс оказался достаточно учтив, чтобы не ударить ее. На самом деле, похоже, ему это даже нравилось.
– Это трудная жизнь, мисс Офелия, – сказал он, – по крайней мере большую часть времени.
Его улыбка с ямочками на щеках давала понять, что сейчас у него один из более легких периодов.
– Я позову миссис Мюллет, – сказала Фели, потянувшись к бархатному шнуру, висевшему около камина и не использовавшемуся, вероятно, с тех пор, когда Георг III еще пузыри пускал. У миссис Мюллет почки откажут, когда на кухне у нее прямо над головой зазвонит колокольчик.
– Как насчет пальцев? – поинтересовалась я. Эту фразочку я подцепила у Филиппа Оделла, частного детектива по радио. – Инспектор Хьюитт умирает от желания взглянуть на них.
Фели рассмеялась смехом, напоминающим звон серебряного колокольчика.
– Вы должны простить мою маленькую сестричку, сержант, – сказала она. – Боюсь, что ее слишком часто оставляют одну.
Оставляют одну? Я чуть не засмеялась в ответ на эти слова. Что бы сказал сержант, если бы я рассказала ему об инквизиции в подвале Букшоу? О том, как Фели и Даффи засунули меня в вонючий мешок из-под картошки и швырнули на каменный пол?
– Пальцы, да, точно, – сказал сержант, открывая защелки и распахивая чемоданчик. – Полагаю, ты захочешь бросить взгляд на химикаты и всякое такое, – добавил он, подмигивая мне.
Если бы это зависело от меня, я бы канонизировала его сей же момент: святой детектив-сержант Грейвс. Если подумать, я даже не знаю его имя, но сейчас не время спрашивать.