Контрразведчик - стр. 27
Матвей выдернул из брюк Сергеева ремень, стянул им руки, заведя за спину.
– Садитесь в машину.
Матвей еще и велосипед погрузил, в машине места хватало. Надо еще его досмотреть попозже. Сам уселся рядом с Сергеевым, шоферу приказал:
– В Петроград, на Мойку!
Уже в Охранном отделении фельдфебель тщательно обыскал, прощупал каждый шов одежды. Заграничная агентура – это не доморощенные террористы, сталкивались уже жандармы с хитроумными тайниками, когда послания писали на шелковой ткани, прятали за подкладку одежды. И даже был случай вовсе уникальный. Агенту выбрили голову, написали шифровку химическим карандашом, подождали, пока волосы отрастут и отправили через кордон, строго наказав не мыть голову. Уже прибыв на место, волосы обрили, шифровку прочли. «Почтальона» смогли задержать на следующий день, кепку он натянул, чтобы надпись не была видна, а только надо было хорошо вымыть, с мочалкой и мылом, тогда и текст смылся. Оплошность австрийца, не предупредившего «почтальона», вышла ему боком.
И велосипед осмотрели, в инструментальной сумке только ключи, трубки рамы заводской сварки, ранее не вскрывались.
Матвей к допросу приступил. Сергеев свое участие в хищениях отрицал. И про то, что в Петроград ездил, не отрицал, якобы к врачу-окулисту. Матвей тут же на стол протокол допроса Герберштейна.
– Были вы у доктора на приеме, но давно. Можете почитать.
– Мне неудобно говорить, каюсь – солгал. Был у любовницы. Она замужем, не хочется бросать тень на женщину.
– Адрес, фамилия?
– Не скажу.
– Надеюсь, вы понимаете, что вас подозревают в хищении дистанционных трубок? По нынешним временам это серьезное преступление. За него под трибунал и виселица.
– Не скажу, – уперся старший мастер.
– В камеру его, – распорядился Матвей.
А сам взял ключи от дома Сергеева и ближайшим поездом вернулся в Сестрорецк. Поздно уже, обыск на квартире решил провести утром, при дневном свете. Успел предупредить полицейского урядника, чтобы нашел двух понятых. Хоть и военное время, без соблюдения закона нельзя.
Обыск провел тщательнейшим образом, не только квартиры, но и дворовых построек. Похищенных деталей не обнаружили, зато несколько интересных писем Матвей изъял. Сначала подумал – ничего особенного. Письма короткие, от женщины, судя по подписи – Мария. И сам текст от женского лица, но почерк твердый, скорее мужской и содержание деловое, не любовное. И обратный адрес на конверте, на Васильевском острове. Самый центр города. Матвей вместе с филерами, которым делать уже было нечего, отправился в Петроград ближайшим поездом. Вместе с филерами, наняв извозчика, добрался до адреса, нашел дворника.
– Кто у вас живет в двадцать второй квартире?
– Франц Заубер, солидный господин.
– А семья?
– Он один. Еще приходящая домработница, три раза в неделю. Истинно так.
– А где он служит?
– Не могу знать, ваше благородие! Вроде слышал я – в каком-то банке.
Судя по фамилии, немец, не семит. Вот тебе и подпись – Мария. Маскировка, не более. Во время войны все письма перлюстрируются цензурой. Особенно тщательно подозрительных лиц – неподходящая фамилия, участие в партиях, осуществлявших теракты или проводивших антимонархическую деятельность. Для цензора подпись Мария никаких подозрений не вызовет и в «черный список» отправителя не занесут. На это был расчет. Стало быть – есть чего скрывать. Честному человеку бояться нечего. Надо учинять обыск, ждать возвращения хозяина квартиры, искать двух понятых. Впрочем – один уже есть, дворник. Филеры, как сотрудники жандармерии, люди заинтересованные, понятыми быть не могут.