КонтрЭволюция - стр. 25
А по реальной власти и влиянию далеко не всякий министр с Ульяновым сравнится. Разве что обороны и внутренних дел, да еще, конечно, председатель Комитета, тот вроде как Ульянову – прямой начальник. Но в том-то и дело, что – начальник скорее номинальный. Или, скажем так, не постоянный. Когда начальник, а когда – и нет. Сложно даже словами объяснить. Софрончук это начал понимать на каком-то интуитивном уровне, только проработав в системе лет двадцать, да и то благодаря тому, что выдалось прикрепленным у предыдущего Генерального послужить. Вот тогда и узнал он, что, оказывается, начальник «девятки» – лицо в большинстве случаев более доверенное, более близкое к Генеральному, чем председатель КГБ. На том же примерно уровне, как управделами ЦК, который всем добром партийным командует. Бывают ситуации, когда начальник «девятки» может фактически председателя снять! А вот наоборот – едва ли… Хотя, с другой стороны, когда Генеральный меняется, вся верхушка «девятки» тут же превращается как бы в ненадежных, опасных людей, и тогда уже скорее председатель занимается их удалением и трудоустройством. Консультируясь, разумеется, с новым Генеральным, а иногда и с его женой.
В слухи о том, что некоторых начальников службы охраны и даже рядовых, но слишком много знавших оперов отправляли на загородный объект Спецотдела и там растворяли в ваннах с серной кислотой, Софрончук не верил. Хотя правда и то, что некоторые его коллеги после перемен наверху иногда бесследно исчезали, но наверняка их просто переводили куда-нибудь в Магаданское управление. Но чтобы убивать – не в сталинские же времена живем! Теперь, если такое и возможно, то уж в каких-то совсем странных, самых исключительных обстоятельствах. Да и то сказать, когда на эту работу приходишь, то берут же с тебя подписку о готовности, если потребуется, и жизнью пожертвовать. Ты все же офицер и почти на войне, почти на переднем крае. А то как привилегии, как допуск к высшим тайнам, к огромной власти, так это вот они мы, с тарелкой и ложкой… А как ответственность на себя принять, так это наших нету. Обнаглели.
Вот о чем думал Софрончук, сидя в кабинете Ульянова и пытаясь угадать, зачем тот его вызвал, да еще срочным образом, лишив выходного.
Логово. Берлога. Нервный центр, что там еще приходит в голову. Не так часто Софрончук в этом кабинете бывал. Три или четыре раза всего. Нет, именно, что три. Это внукам можно будет когда-нибудь приврать слегка, для пущей важности и занимательности. А самому-то себе – зачем? Именно что три, причем два из них – так, мимолетное свидание, руку пожали, благодарность объявили и – гуляй, Вася! И один раз всего, перед назначением, достаточно долго его тут продержали, инструктируя. Этим тогда, конечно, предшественник Ульянова занимался. Вальяжный был товарищ, генерал Голыванов. Важность и причастность прямо-таки источал, Ульянов ему в подметки не годится. Но и то сказать, Ульянов же профессиональный чекист, из недр Второго главка выплывший. Отсюда и повадка: вкрадчивость, незаметность, манера говорить тихо-тихо. Великолепный прием, между прочим, заставляет собеседника напрягаться и с ходу ставит его в трудное положение.
А Голыванов – тот генерал от артиллерии был, с бывшим генсеком, покойником, на фронте где-то задружбанился. От его баса стены дрожали – гром победы раздавайся, и все такое прочее. Голыванов, понятное дело, царствовал, но не правил. А правил его первый зам – Опарин, по кличке Опричник. Ох, и страшный был человек! Властью обладал тайной, но беспредельной, любого мог уничтожить или вознести, министры ему в пояс кланялись, да что там министры, секретари ЦК, и те заискивали, не стесняясь! А уж своя-то братва, «девяточная», так и вовсе в стену вжималась, только его завидев. Взгляд у него особый был, прямо насквозь пронизывал и до самых пяток пробивал! И где теперь тот Опричник? Кого глазами своими сверлит страшными? Ни слуху, ни духу, будто и впрямь исчез в серной кислоте…