Контора Кука - стр. 16
Но ещё до этого: когда однажды Паша зашёл к Котову на очередную его квартиру, точнее, его очередной хозяйки-любовницы, и Котов со смущённым видом и с порога объявил что у него, у Котова, давеча ехала крыша.
«Что угодно может у меня отказать, – сказал Котов, – так я думал всегда, то есть ноги, лёгкие, ливер… Но крыша, крыша-то у меня – железная! И тут вдруг вот такое…»
Случилось, что Котову стали мерещиться люди… Он хорошо слышал их голоса, они шли его валить, он это своими ушами слышал, их было несколько, человек шесть, и они сговаривались, стоя под окном: «Ты пойдёшь направо, ты отвлечёшь… а потом ты…» – и Котов в конце концов не выдержал.
Он позвонил Вите Семёнову – своему самому близкому и в то же время самому влиятельному приятелю (достаточно сказать, что Семёнов в тот момент был без пяти минут мэр, это уж потом минуты превратились в вечность, в которую ушёл Семёнов) – и рассказал, что его тут собрались убивать…
Ну да, идут валить его на хер, какие-то люди обложили дом, собираются дверь выбивать…
И Семёнов не сказал что-нибудь вроде «проспись-просрись», а приехал – ночью, или даже под утро. («Вот – человек!» – уважительно говорили потом немногочисленные знавшие эту историю члены тусовки…)
Приехал с большим чёрным пистолетом или даже автоматом защищать Котова, который всегда – не только во время эпизода (который Паша не видел своими глазами, но после рассказа Котова – несколько более подробного, чем мы здесь привели, – как бы и увидел воочию) – казался Паше, при всей его, котовской, бывалости… как бы сказать… таким неотмирным, что ли… что, когда Котов умер, Паша невольно подумал: «Зачем? Зачем ещё умирать? Зачем он это сделал, если он и так был… как тот кадр… полузасвеченный, как вот именно дух, серо-белый призрак в цветных фильмах…»
И когда он это говорил кому-то из общих знакомых, все соглашались: всем казалось, что он был бессмертный, Котов… А Котову казалось, что у него по крайней мере «железная крыша»…
В общем, всем что-то кажется, неудивительно, что и Паше что-то такое теперь слышалось-мерещилось, клоуны Петрушка и Глебушка…
«Да и вот теперь, когда и Котова, и Семёнова… на самом деле уже нет, – думал Паша, – странно это вспоминать… как один ехал спасать другого… от шести, что ли, злодеев, которых… на самом деле уже тогда не было».
При этом Паша плыл под водой, глядя на свою тень, скользившую по металлическому дну…
Светло-серый металл напоминал кухню, где он запер двух живых людей, и, скорее всего, именно поэтому ему и померещилось, что один из них здесь вынырнул… или не вынырнул – выпал из трубы, за ним второй… И Паша не стал долго думать, а просто быстро присел под воду, развернулся и долго плыл – свой личный рекорд поставил пребывания под водой… А когда вынырнул, в голове наступила как бы такая ясность, как после короткого замыкания, запахло вдруг не хлором, а озоном… он сказал себе, что это вряд ли те двое, но пошёл всё-таки к водяной горке и убедился «на собственной шкуре», проехав горку насквозь, что там на самом деле никого…
Да-да, он прошлёпал по ступенькам, по винтовой лестнице, на самый верх, где был вход в трубу – «чёрную дыру», перед которым висела табличка с предупреждением и как бы такой светофор там был, но Паша не стал дожидаться зелёного света, поехал на красный – ему казалось, что эти двое, или кто-то из них… спрятались там, в глубине трубы, но не то чтоб так сильно казалось… Может быть, это он уже так про себя