Контора Кука - стр. 10
– Прости, Паш, придурков, – сказал Пётр, – это у нас от переутомления. Много было всего за последние дни, не спали, весь этот брейн-шторминг, или как его… это нервный смех такой теперь у нас, фак… Ну да всё теперь, пошутили и будет. Пистолет игрушечный, брызгалка, детям купил. Всё. Пойдём покурим? Здесь же нельзя? А курить после пива ох как хочется… На улицу выйдем, да? Или в соседний дворик, я видел по дороге, тут славные дворики такие достоевские… Или тебе Ясная Поляна, говоришь, снилась?
– Здесь на кухне можно курить, – сказал Паша, сам не понимая, зачем он это говорит. Видимо, от «придурков» – как они сами себя назвали – исходило какое-то заразное безумие… Недаром он неожиданно для себя забормотал ещё там, в метро, на прощанье (как он думал) стишок про козла и осла, который не вспоминал с детства, ну да, сам же себе и накаркал…
И вот так же он сейчас ляпнул, не думая, про кухню.
Тут же он опомнился: зачем идти с психами в полностью замкнутое пространство?
– Хотя нет, – сказал он, – я забыл, там для своих – «приват».
– Так а чем мы не свои, приват-доцент, – сказал Пётр, – у меня в роду немцы были.
– Да при чём тут, – сказал Паша, – я имею в виду: друзья заведения.
– Ну а ты-то как туда попал?
– Я вам говорил: я был завсегдатаем, меня пускали.
– Ну так если тебя пускали, то и нас пустят.
Паша кивнул, подумав, что новая барменша их всё равно не пустит, но она не обратила на них никакого внимания, а тяжёлая железная дверь с надписью «Privat» на поверку оказалась не заперта.
– Это ещё что, блять, – сказал Пётр, оглядываясь.
Всё вокруг теперь было из металла: поверхности шкафов, часть из которых, вероятно, представляла собой холодильники и морозильные камеры, а часть была просто шкафами, шкафчиками; Пётр открыл один, другой – выдвижные ящики из матового металла, и освещение было не просто тусклым, но из-за многократного отражения от многочисленных матовых граней свет был таким, как будто в кухню наполз туман какого-то лимонного цвета…
Хотя на самом деле никакого тумана или вчерашнего дымка… там как раз не было, и даже табачного запаха: вытяжка была мощной, что-то больше похожее на аэродинамическую трубу грозно нависало над газовой плитой, а потом, сужаясь, зигзагами входило прямо в противоположную стену.
– Где мы, пацаны? – сказал Глеб. – В камере хранения? Я имею в виду автоматической, не ручная кладь, а эти, б… ячейки…
– Смешно… я тоже, когда впервые здесь очутился, так подумал, – сказал Паша.
– Ну так правильно, похоже ведь на камеры.
– А знаете, как я тут впервые оказался? – спросил Паша. – Раньше была другая официантка, Софи. У неё, между прочим, было двадцать четыре татуировки, причём там пятнадцать человеческих лиц, довольно больших…
– Ух ты, – сказал Глеб.
– Между чем, между чем? – недоверчиво спросил Пётр.
Паша улыбнулся: он вдруг почувствовал себя в компании старых друзей, и его понесло:
– Я однажды, – сказал он, – сидел тут, ну, в смысле, в баре, пил пиво, ещё там было в тот момент человека два-три, все мужики. И вдруг она нам из-за стойки: «Кто со мной?» – и помахивает в воздухе здоровенным таким косяком… Те двое, или трое, отказались, а я пошёл с ней и впервые оказался в этом затерянном мире…
– И что, что дальше-то было? – сказал Глеб.
– Дальше как раньше? – сказал Пётр.