Консул - стр. 40

– И все же зря вы отказались от наших денег, драгоценные мастера, – попенял Го Шу. – Заплатили бы хоть за седла…

– Сложимся еще, не волнуйтесь! – успокоил ханьцев Чанба.

Конюшня при ксеноне была пуста наполовину, так что и люди устроились, и лошадей устроили. Купленные по дешевке седла – воинские, четырехрогие, какими пользовались легионеры, – отнесли в «номера». Там же сложили оружие. Ханьцы не носили мечей, имея при себе здоровенные кинжалы цин-люй почти в локоть, с клинком, похожим на скрипку, и с рукояткой в виде женской фигуры. Кинжалы философы не снимали с пояса, когда находились в городе. На природе они не расставались с тугими луками и колчанами, полными стрел. Лучше всех стрелял И Ван – он специально упражнялся в метании стрел, чтобы не убить врага, а ранить, ибо учение Будды отвергало причинение смерти.

За делами, за дневной нервотрепкой и беготней Сергий и не заметил, как завечерело. Однако гостиница не погрузилась в тишину и сонное оцепенение.

Деревянные ворота под аркой заперли, а во внутреннем дворике царила праздничная суета. Для начала Клонария торжественно разожгла очаг, запалив ветки оливковых и лавровых деревьев и побросав в огонь засохшие цветы. Горящие ветки громко потрескивали, и все – и слуги, и постояльцы, – радовались. Хорошая примета!

– Вообще-то, разжигать очаг полагается отцу семейства, – заметил придирчивый Искандер.

– Дополнительную заповедь тебе даю, – пропел Эдик, – «Не занудствуй!» Ты погляди на Клонарию, грэкус. Чем не глава семьи?

А Клонария приступала к важному обряду – сжиганию сложной и странной очистительной смеси, приготовленной весталками из крови коня, коего закололи в честь Марса в октябрьские иды, из пепла сожженного в день Фордилиций еще не родившегося теленка и бобовой соломы.

Когда вонючая мешанина сгорела, хозяйка ксенона принесла жертву Паллес – корзинку проса, любимого богиней злака, просяные пирожки и горшочек простокваши.

Четыре раза подряд Клонария отпила молока, приговаривая:

– Прости, фэ, грешки мои, о, Палла! Благослови сей дом, фэ, и всех, кто проживает в нем временно или постоянно! Отведи, фэ, прочь хвори и напасти! Будь добренькой, фэ!

Пока хозяйка договаривалась с богиней, проворные рабы натащили кучу соломы.

– Поджигайте! – важно велела Клонария. И первая показала пример – грузно перепрыгнула через очищающий костер.

Поскакали гости-сирийцы, едва не подпалив длинные одеяния, а потом Эдик, схватив за руку Наннион, побежал на огонь. Взвизгнув, служанка прыгнула в паре с Эдиком.

Вскоре солома прогорела и приступила тьма, в которой смутный говор накладывался на смех и пьяные выкрики.

Сергий вспомнил Тзану, вздохнул и сказал:

– Пошли спать.

– Па-ашли-и… – мощно потянулся Гефестай.

– Пора, – согласился Искандер и обратился к ханьцам: – Как вам наши обычаи?

– Хорошие обычаи, – одобрительно покивал Лю Ху. – Великий Кун Цю говорил так: «Преодолей себя, восстанови ритуалы». Я наблюдал хороший ритуал.

Даос усиленно зевал, побуждая сурового товарища отрешиться от сутолоки дня.

– Пора дать отдых утомленным телам, – пробормотал он.

– А где Эдик? – удивился Гефестай. – Почему это его не слышно?

– Что-то мне подсказывает, – протянул Искандер, – что мы не услышим Эдикуса до самого утра!

– А Клонария, – подхватил Лобанов, – не услышит Наннион. Всё, артисты цирка, отбой!