Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 5: Экзамены - стр. 3

– Сиськи, Армен, это не организм. Это всего лишь часть женских наружных половых органов. И функция у них не двигательная, а вскармливающая.

Малкумов громко засмеялся и откинул одеяло:

– А вот и ошибаетесь, студентка Кашина. Ещё какая двигательная. Посмотрите на меня.

Кашина оглянулась и возвела взгляд в потолок:

– Тебе сколько нужно, чтобы успокоиться?

– Этого не знает даже он, – Армен попробовал уложить девушку обратно, но она высвободилась и встала.

– Нет уж! Хватит! Я пришла повторять анатомию, а ты.

– А я предоставил в твоё распоряжение все свои экспонаты. Чем они хуже тех, что у Палстиныча на кафедре? – юноша оголил себя полностью. Был он высоким, тонкокостным, изящным и в меру волосатым. Кожа, чуть темнее на теле и совсем светлая на лице, казалась атласной. Зубы блестели белизной, а зелёные глаза сверкали из-под чёрных ресниц. Вздохнув, Кашина согласилась:

– Ну да, по сравнению с Борюсиком придраться к тебе не за что. Вот только, Арменчик, профессор Удалов ставит нам оценки не за антропологические данные. А то ты точно ходил бы в отличниках. Но, он – старый и нудный. Поэтому вставай! Пора садиться за билеты.

Неохотно поднявшись, Малкумов стал заправлять кровать. Ира, стесняясь его наготы, оделась и вышла в коридор. Туалетная комната была в общежитии на этаже.

Отношения двух первокурсников элитной группы начались в последний день ушедшего 1981 года. Узнав, что Ире негде праздновать Новый год, Армен пригласил её на праздник в общежитие.

– Ты теперь моя женщина, – решил он после их первой ночи. – Любить тебя буду, как никто не любил. Жить пока будем здесь.

– Чего? – москвичку такой вариант устраивал не особо.

– Чего слышала, – ответил юноша по-мужски. – Если Юлику и Игнату дали комнаты, то и нам дадут, – напомнил он о товарищах по группе, которым перед самым праздником деканат выделил резервные комнаты.

– Так они женятся. А мы что?

– И мы поженимся. Но не сейчас. Мой отец сильно расстроится, если я не закончу институт. Я обещал ему получить диплом о высшем образовании.

– Можно подумать, что нельзя учиться, будучи женатым, – усмехнулась Ира.

– Нельзя. Как только мы поженимся, ты сразу родишь мне сына. А потом дочь. А потом ещё кого-нибудь, кого сама захочешь.

– Неведому зверушку, как у Пушкина, – рассмеялась Ира. Армен поднёс к её лицу кулак:

– Это видела? Никаких Пушкиных! Ты будешь рожать только Малкумовых. Сама уясни и Стасу про это скажи.

Стас Добров, третьекурсник, ухаживал за Кашиной с сентября, когда все малаховцы были в колхозе. Уверив, что всё поняла, Ира задумалась. Защитник – это здорово, но как-то быстро у них всё случилось. А что делать, если она Армена не полюбит?

– Ничего не делать, – ответил он на вопрос. Жить будешь, ни в чём не нуждаясь. В Нальчик тебя повезу. У моего папы там туристическая база есть. Или в Грузию, там тоже родни полно. А захочешь, вообще в Америку махнём к моей матери.

Подумав, Кашина отказалась от Америки и предложила сначала попробовать жить в общежитии. Вот с того раза они никак напробоваться и не могли.

Работник библиотеки Вера Николаевна была женщиной внешне даже приятной. Вот только в жизни ей не повезло. Так она считала. Ей бы родиться без рук или ног, больной или уродливой, тупой или чахлой, и тогда подобные мысли могли бы иметь основание. Но в жизни Верочки, потом Веры и, наконец, Веры Николаевны всё было совсем не так. Да, безусловно, родители могли бы не пить по выходным, тиская друг друга у дочери на глазах. И лучше бы, если хотя бы один из них был не рабочим заводского конвейера, а поэтом и по вечерам читал близким свои стихи или Александра Блока и Андрея Бедного. Да и жить комфортнее не в Текстильщиках в хрущёвке, а, скажем, на Проспекте Мира или вообще где-то на Чистых прудах. Однако не повезло, что тут скажешь! Оттого и проще было Вере не тратить силы на хорошее образования, а протирать штаны на скамейках с дворовыми друзьями. Не посещать многочисленные кружки или спортивные занятия, а цеплять все те дурные привычки, для каждого возраста свои, что так осуждали и коммунистическая мораль, и всё общество развитого социализма. Но девчонке казалось гораздо более удобным не петь в пионерском хоре заводского ДК, а он при ЗИЛе был богатым и даже прославленным в пределах столицы, а орать с пацанами дурные песни под гитару. Потом тоже всё сложилось традиционно печально: первый аборт, несделанные выводы, продолжившиеся сходки в подвалах и гаражах, куда таскались такие же, кому не повезло и кому проще было клясть всех и вся. На выходе – жизнь без диплома, хорошей работы и даже без жилья. Потому как родительская квартира – это их, кровно заработанная, «а ты, дрянь и дворовая потаскуха, иди и сама заслужи себе крышу над головой». В другой стране и при иной власти наверняка погибла бы девушка при таких-то начальных успехах. Но в СССР образовывали и перевоспитывали и не ей подобных. Вере дали закончить ГПТУ, взяли на стройку, потом, по состоянию здоровья, подорванного и снизу и сверху, определили в библиотекари сначала на том же ЗИЛе, а как вышла замуж за мужичка из Малаховки, – в МОГИФКе. Здесь Вера Николаевна работала вот уже двадцать лет, всё также считая, что в жизни ей не повезло и от того с недружелюбием глядя на студентов, молодых, здоровых, красивых, готовящих себя к жизни иной, чем у неё.