Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 4. Тренировки - стр. 25

– А зачем мне бежать на другой конец ковра? – спросил Толик, выпутываясь. – И вообще, Масевич, почему у тебя, что ни упражнение, то всякие там броски, закрутки и скачки? Разве нельзя побегать вот так, – Кириллов побежал вокруг ковра, держа ленту за черенок, как флажок.

– Толик, прекрати это факельное шествие! – потребовала Зублина, останавливая бегуна. – Иди и репетируй те элементы, что придумала для тебя Ира.

– С какой это стати? – когда Кириллов уставал или не мог что-то сделать, он жаловался и капризничал.

– С такой, что она лучше знает, что нужно для зачёта, – обрубила Зубилина. – В жизни вообще легко не бывает. Поэтому или сцепи зубы и делай, что задумал, или выбирай другую профессию.

Поняв, что фокус с нытьём не прошёл, Кириллов пожал плечами и ответил уже совсем нормальным голосом:

– Я что против, что ли? Просто у меня на экзаменах ничего не получается, а на обычном занятии получается. – Он пошёл, широко расставляя стопы. Наклоняясь, парень совал между ног рукоятку из одной руки в другую, затем выдёргивал ленту, не разгибаясь и поворачиваясь в стороны, словно дёргал морковку. Масевич подошла к Кириллову и показала, как стоять в разножке с поднятой рукой. В художественной гимнастике обязательно нужно завершать каждый элемент. Комментарии посыпались со всех сторон. Смех, отражаясь в больших окнах и ударившись о рамы, возвращался дребезгом. Попинко, недовольный тем, что Масевич отвлеклась, напомнил про Гофмана. Студенты присмирели. Кириллов заявил, что хватит с него издёвок и сел на ковёр. Ира-художница вздохнула и ушла на лавку к Ире-легкоатлетке.

– Безнадёжный вариант, – сказала Масевич, глядя, как Попинко борется с мячом.

– Зато москвич, – заметила Кашина.

– И что?

– Так, ничего. Скажи, а ты вообще-то мужчин любишь? – Кашина в этот миг смотрела на Малыгина. Виктор показывал Маршал, как не падать на лавочку грудью при отжиманиях.

– Как источник дохода, – ответила Масевич тёзке и встала. У Штейнберга, выгнувшегося на ковре в мостик, свело судорогой спину.

– Юлик, что ты как чурбан деревянный, совсем не гнёшься – проворчала Станевич, пробуя помочь.

– Осторожней, Ирочка, – предупредила Масевич ещё одну тёзку, подходя к фигуристке, – мужчины любят, когда их хвалят, а не ругают.

– Да за что же тут хвалить? – Станевич, маленькая, складная и гибкая, любой элемент гимнастики, что спортивной, что художественной, выполняла без запинки.

– Даже если не за что, всё равно хвали, – тихо добавила Масевич. – Если ты усвоишь это правило, любой мужчина будет твой. Вот смотри.

Ира-художница пошла к Попинко и стала аккуратно поправлять руку с мячом, вытянутую вперёд. Станевич не слышала, что она говорила Андрею, зато видела, как расплылся их староста в улыбке.

– Ну что, усекла? – раздалось за спиной. Это к фигуристке подошла Кашина. Ира-большая смотрела на Иру-маленькую: – Вот как нужно.

– Что нужно? – кряхтя поинтересовался Юлик.

– Ничего не нужно, – взбрыкнула Станевич. – Научиться отжиматься мне нужно. Понял? – она пошла к свободной лавке, оставив недоумевающего Юлика и смеющуюся Кашину.

– Штейнберг, тебе нужно развивать гибкость, – посоветовала Ира-прыгунья конькобежцу. – Когда я лежала в диспансере на Курской, наш хирург Балакирев объяснял нам, что, если мышцы не растягивать, они стареют быстрее.