Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 4. Тренировки - стр. 17

– Без паники! – приказал Володя Толстый. – Ольга Петровна, вам нужно лекарство? Где оно?

Мешкова указала глазами на смежную комнату. Контейнер со шприцами и инсулином должен был лежать в сумочке. Вернувшись из подсобки, Володя развёл руками: сумка была пустой, а кошелёк преподавательницы лежал рядом и открытый.

– Ребята, кто-то меня ограбил, – прошептала преподаватель, тут же почувствовав спазм в груди. – Я не знаю, что делать? – Глаза женщины вывалились, ртом она хватала воздух, а руками беспомощно растирала себе щёки. Попинко, глядя на общую беспомощность, бросился в медпункт.

– Я с тобой! – сказала Масевич. – Вдруг Ивановой в медпункте нет. Тогда ты побежишь на военную кафедру, а я в деканат, – командовала художница уже на бегу.

– Хорошо, что ты находчивая, – согласился Андрей. до этого он считал гимнастку такой же воображалой, как её тёзка Кашина.

– Андрей, это не находчивость, а опыт. Мне уже приходилось однажды искать инсулин по всему Артеку.

– Что-о-о? – Попинко резко остановился. – Ты была в Артеке? – он посмотрел на девушку сверху-вниз.

Ира-художница качнула головой в сторону лестницы:

– Была. Папа путёвку достал.

– А он у тебя кто? – спросил сын профессора и повторно остановился: папа Масевич был директором ресторана при центральной гостинице провинциального городка на Урале. Ира родилась там, но после развода её мать повторно вышла замуж, переехала во Фрязино и забрала дочь с собой. Андрею мгновенно вспомнились рассказы гимнастки о том, что она тоже москвичка. «Поговорим на эту тему потом», – решил он про себя. Сейчас нужно было спасать Мешкову.

Входная дверь захлопнулась за ней с шумом. В кабинете было холодно, это чувствовалось даже в пальто. Включив свет и пройдя к окну, Наталья Сергеевна увидела, что мысик затворки, блокирующий ставню, торчит вверх, а фрамуга, которую он должен фиксировать, приоткрыта. Щель была небольшой, но, учитывая, что на улице мороз догнал до двадцати пяти, хватило и такой, чтобы помещение выстыло. Декан стала осматриваться и заметила, что выдвижной ящик её стола тоже прикрыт неплотно. Оставить окно открытым вполне могла уборщица, но точно не она лазила по внутренним ящикам. Медленно и на цыпочках, насколько это позволил недавний перелом на стопе, Горобова подошла к телефону и набрала секретаря ректора.

– Елизавета Петровна, срочно спуститесь ко мне и вызовите уборщицу Соснихину. Тоже срочно.

Лиза по малейшей интонации могла уловить настроение любого из начальников или заведующих кафедрами. Орлов в случае какого-то происшествия начинал бы покряхтывать фразами без сказуемых примерно так: «Лиза, кх-кх, ко мне!». Парторг Печёнкин закричал и приказал, вспомнив про сознательность и расторопность: «И не думайте, что я буду с вами лоялен, если вы не явитесь немедленно». Бережной замучил вежливой риторикой: «Уважаемая Лиза, скажите пожалуйста, не могли бы Вы быть столь любезной и не отказать мне в просьбе. Я был бы очень рад, если бы Вы смогли…», – так, что секретарь, в конце концов, не знала бы: стоит ли ей быть любезной и сказать пожалуйста что-то, что завкафедрой по лёгкой атлетике не пояснил, или всё-таки явиться к нему несмотря на то, что вызов выражен в сослагательном наклонении или даже условном. Гофман, паникуя, первым делом чертыхался: «Лиза, бес задери эту телефонную связь!». Декан педагогического факультета Ломов спросил бы сначала о делах Лизы и непременно о её здоровье. Все эти нюансы выдавали каждый раз срочность, ибо в случае обычного звонка те же люди говорили бы примерно одинаково и в похожем ритме.