Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз - стр. 16

– Значит, Стас – ворчун и бука, Юра – ценитель, Володя – педант, а вы – благонамеренный малый?

– Я ещё и благонадёжный, – Виктору стало смешно после таких точных характеристик от почти незнакомой девушки. Чашку он всё же забрал, но продолжал смотреть на гостью, не отрываясь.

– Ой-ёй-ёй, – раздалось вдруг у него за спиной, – это кто тут у нас себе цену набивает?

Виктор увидел в глазах напротив отражение Маши.

– Здравствуйте! – Лариса гостеприимно раскинула руки: – Проходите, пожалуйста.

Кузнецова замерла. Лариса, совсем некрасивая, показалась достойной соперницей. Может, из-за излишней уверенности в себе, сквозившей в жестах и взглядах, может, из-за умных слов, которые удалось услышать. Маша поправила роскошные длинные волосы, по-крестьянски перехваченные лентой поверх головы, хмыкнула носиком и качнула головой:

– Ну надо же, приглашение, достойное хозяйки. Витечка, может объяснишь мне, кто эта девушка? – в её голосе звучала обида, щёки напряглись, сдерживая недовольство. Кранчевский спешно поставил чашку на блюдце на краю стола, подбежал к невесте, крепко обнял, уткнулся в щёку, развернул на терракоте веранды и захохотал в ухо:

– Машка, глупая моя ревнивица, это же Лариса Королёва! Она и есть хозяйка дачи.

Виктор продолжал кружить невесту, вдыхая запах ее волос и обмирая от близости. До последнего момента он не был уверен, что Маша приедет. Она, в кружении, наблюдала одновременно и за женихом, и за незнакомкой, которая села на стул и счастливо улыбалась; обида и подозрение улетучились вмиг. Но вдруг Кузнецова почувствовала, как теряет равновесие, и попыталась высвободиться от объятий.

– Пусти, уронишь! – почти потребовала она и тут же повалилась на стол. Он накренился, и кружка, блюдце, диссертация и ручка покатились на пол. Лариса попробовала удержать стол, но ничего не вышло.

– А-а-а! Стаскина «Мадонна»! – выкрикнул Виктор, кинувшись к чашке. Красивая фарфоровая посудина лежала на кафеле с отколотой ручкой и треснувшая в нескольких местах: – Всё, девчонки, пощады мне не будет, – Виктор притронулся к разбитой чашке, как к близкому умершему: робко, одними кончиками пальцев.

Автобус со студентами тащился по просёлочным дорогам. После Луховиц плохой, но всё же асфальт, закончился, и теперь машину кидало из стороны в сторону на ухабах размытой земляной дороги, а вместе с ней кидало и мяло пассажиров. Песни под гитару после часа пути умолкли. Разговор вели только Сычёва и Ячек, примостившиеся на заднем сидении рядом с Попинко, придерживавшим корзину и среди горы сумок и.

– Как она его понимает? – проворчала Кашина, уловив что-то про «плохой вестипаратный абуляр».

– Значит, понимает, – в глазах Масевич проскользнула улыбка. Михайлов рядом тоже улыбнулся.

– Видишь, как разговаривают? – Зубилина посмотрела на странную парочку. – Интересно, Сычёва раскроет Ячеку тайну своего имени, как думаешь, Толик? – Лена посмотрела на Кириллова.

– Водитель, вы что, решили показать нам навыки в слаломе? – пробурчал Толик-старший после очередного виража автобуса.

Арбузопузый шофёр сдвинул прикуренную папиросу в угол рта и загоготал:

– Чо, народ, укачивает? Эт щё ерунда! Тут объехал яму и гони дальше. Вы б вот в Горький поездили, во Владимир… Там даже основные путя после дождя – трясина. Я одно время возил иностранных туристов, так сказать, по Золотому кольцу, так оно им, кольцо это, поперёк глотки вставало уже после пятидесяти первых кил