Размер шрифта
-
+

Конопляный рай - стр. 2

Володька начал зевать и заразил этим меня.

– Самое мерзкое время. Ни день, ни ночь. Держи ухо востро. Однако паря, скоро жилье, село будем проезжать.

Незаметно начинаю привыкать к его обращению – паря. Там, в деревне, где я буду жить, все так и обращаются. Паря. Особенный народ, эти Столбовские.

Без движений уже стала побаливать спина, да и задница от долгого сидения уже задубела. Привычки нет.

…– Раньше в этом месте гравийка была. Место гнусное. Вокруг болотина сплошная, мари на сто вёрст. – Володька зевает, смотрит по сторонам, вглядываясь в сумеречный пейзаж, и в который раз успокаивает меня. —Ничего, соляра есть, доедем. Дорога хорошая.

Асфальт выглядит уже далеко не новым, и на старых заплатах нас трясёт, как на стиральной доске. Я вспоминаю о своих вещах и не скрываю своего разочарования.

Вовка ухмыляется:

– Бывает во сто раз хуже, а этому асфальту всего десять лет. Сделали, конечно, ужасно, наскоряк, а нам вот мучиться.

Я задумался:

– Десять лет? А сколько же ты тогда ездишь?

Вовка почему-то смолк. Мне показалось, что он провалился куда-то. За стеклом, вокруг яркого луча света автомобильных фар уже стояла непроглядная тьма, машина послушно неслась на встречу неизвестности, а я всё ждал, когда он вернётся из своего прошлого и ответит на мой, наверное, нескромный вопрос.

– Двадцать, – с нескрываемым удивлением произнес Володька.

– Ты что, с яслей за баранкой?

– Почему с яслей? С армии. Как дембельнулся, так и верчу, наматываю мили на кардан и мчусь навстречу проводам, как там, у тезки. Я, паря, уже с двумя подругами успел развестись. Первый сын – сам скоро в армию пойдёт. Не выдерживают бабы долгих командировок. А я без дороги уже не могу. Тебе не понять, ты не ездил.

– Наверно.

– Давай-ка, учитель, чайку хлебнём, сон разгоним. Где там твой термосок? Наливай, что ли.

– Прямо на ходу?

– А куда она из колеи денется! – смеётся Володя.

Проскочили очередную деревню. В окнах домишек горит свет, разный, сквозь занавески угадываются абажуры, яркие люстры, мерцающие экраны телевизоров. Обожаю свет в окнах. Тепло на душе становится, когда видишь в незнакомых окнах свет. Странное чувство. Ты и представить не можешь, что там, в этих окнах, но почему-то на душе становиться тепло, хотя, вместе с тем и тоскливо. Свой дом одновременно вспоминаю. Вовка сбросил газ и тихо покатил на нейтралке.

–Чего шуметь? Им хватает и без того. Да и дураков пьяных хватает, не заметишь, как он под колесами окажется.

– Сбивал?

– Слава богу, нет. Постучи по дереву. И сплюнь три раза.

Я сидел в метре от человека, который был старше меня лет на десять, и удивлялся, все больше и больше, его спокойствию, его манере уверенно везти машину, иногда бросая руль, легкости в общении и немногословности. А машина всё катилась маленькой букашкой, освещая впереди себя путь, среди неухоженных селений и нетронутой тайги, где уже трудно было отличить верхушки великанов кедров от неба. Но мне было спокойно и хорошо.

– Лидогу проехали, – разрушил он долгое молчание. – Еще немного потерпеть, и опять хорошая дорога пойдет. Там будет легче.

– Представляю, что значит немного.

Володька с пониманием оглядывает меня и вздыхает:

– У тебя паря привычки нет. Ты, небось, и седла настоящего не знаешь?

– В смысле? Какого седла? – не понял я.

Страница 2