Кони знают дорогу домой. - стр. 37
– Значит, оно всё – таки, есть?
– Прошлое есть у всех. Без него не придёт настоящее и не наступит будущее, так устроен мир. Выбери, что тебе важнее, – сказал он, указывая рукой на зелёных жучков, появившихся в воздухе.
– Прилетели шпионы, – тихо сказал Равивэл и протянул руку Лороку.
Пожимая сильную ладонь Равивэла, Лорок подумал: « Привычки живучи, в отличие от памяти», но Равивэл не умел читать чужие мысли, а Лорок сказал не то, о чём подумал:
– Чтобы найти правильный путь, нужно не раз заблудиться.
Вивьера вышла проводить Равивэла и как только они остались наедине, он прошептал, держа её руку:
– Я не могу ждать полнолуния, я измучился. Не будь жестокой Вивьера, приходи сегодня в сад Лунных Роз, умоляю.
– Осталось недолго, жди Равивэл. Ты же знаешь, их цветение – дар влюблённым, дар долгой любви. Ты же любишь меня, Равивэл?
– Люблю, люблю, звезда моя, любовь моя Вивьера. Но, что цветение роз, по сравнению с чувством, живущим в нас? Все цветы цветут, но.
Она не дала ему договорить и, убрав его руку, убежала, даже не оглянувшись.
Вивьера, не спала, почти всю ночь. Она несколько раз порывалась бежать в сад, но останавливалась, то у двери своей комнаты, то на лестнице, ведущий во двор. В итоге, она забралась в постель, накрылась одеялом с головой и затихла, перебарывая неистовое желание скорой встречи и томя в сердце свидание с полной луной и с ним, кого любила всем сердцем.
Глава девятая.
Равивэл, вернувшись уже в сумерках, застал жену в постели. Решив, что она спит, он разделся и вышел на открытую террасу. Луна, равнодушно плывущая в вышине, прибавила своего сияния на четверть, но осколок, не заполненный её светом, как острый кинжал ранил его сердце. Ощутив в груди жжение, он лёг в постель и гибкие руки Ассии обвили его плечи. Её губы, сладкие и влажные, как кусочки экзотического фрукта, коснулись его губ, и он принял их, отчаянно и грубо, словно мстил луне, причиняющей ему боль своей неторопливостью. Губы Ассии, становились всё горячей и слаще, проталкивая поцелуи к самому сердцу, отчего Равивэл делался страстным и нетерпеливым, желая её гибкого, как стебель удивительного цветка, тела. И он любил её, снова и снова, отдаваясь безрассудному порыву, едва не переходящему грань животной страсти и луна лила свой свет в овальные окна и, отражаясь в мраморных холодных плитах, бросала дрожащие блики на высокие стены и изрытую ласками постель. Видения пришли к утру, когда усталое тело стало лёгким, а голова просветлела от любовного угара. Они были всё теми же, странное животное, вздымающее белую массу и голос, так и не нашедший того, кого звал. Размытые картинки длились недолго и были вытолкнуты из головы и сна, неожиданной болью, сжавшей мозги в тугой непроницаемый комок. Равивэл застонал и проснулся, ловя сонный голос Ассии, прогремевший, как набат, хотя она шептала:
– Что? Что, муж мой? Кошмарный сон?
Ничего не говоря, Равивэл вышел из спальни и, пробежав коридор, бросился в бирюзовую воду купальни. Прохладная вода освежила, взбодрила, и головная боль ушла так же внезапно, как появилась. Он ушёл, не позавтракав и не поцеловав жену и это, произошло впервые. Желание покинуть дом, который он любил, возникло внезапно и не покидало его весь путь, который он проделал пешком. Что-то изменилось внутри его, и это была не только любовь к Вивьере. Что-то упрямое и непримиримое поселилось в нём и взывало к протесту, причина которого была не ясна, и он мучительно думал, ища мотив моментальной перемены настроения.