Конек Чайковской. Обратная сторона медалей - стр. 3
Меня с мамой поселили в алма-атинском Доме колхозника. Там же разместили и всю труппу московских актеров. Вокруг за развешанными простынями и расставленными ширмами несколько недель жили лучшие артисты Советского Союза. Они были знамениты на всю страну и жили за перегородками, которые ни от чего не защищали.
Абсурдности происходящего я, сопливая пятилетняя девчонка, конечно же, тогда понимать не могла.
А вот что в моей памяти сохранилось – шоколад от Галины Улановой. Балерина номер один СССР (а возможно, и лучшая танцовщица мира) и супруга режиссера Юрия Завадского в солнечную, мирную и сонную Алма-Ату была эвакуирована (как я узнала позже) вместе с труппой Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова. А в то время, когда мы пересеклись в Алма-Ате, Уланова уже стала примой Большого театра. Галина Сергеевна была еще молода, но уже известна всему миру – всем, кроме Ленки Осиповой, конечно.
«Жена главного режиссера» жила вместе с труппой его театра. Получала дополнительный паек. А я – у меня же свербило всегда – постоянно пробиралась под этими ширмами и полотнами к Улановой. И она меня, маленькую шуструю «немку», подкармливала шоколадом из артистического пайка.
Столичные актеры, когда с ними живешь нос к носу день за днем, оказываются совсем другими людьми, нежели на экране и на сцене. Притом со своими удивительными профессиональными «фишками».
Будущий народный артист СССР и любимец всей страны, уже сыгравший в самой знаменитой советской комедии тех лет «Волга-Волга», дядя Сева Санаев, когда видел меня на горизонте, тут же начинал строить какие-то гримасы. Конечно, маленькую девочку «из диких степей» они шокировали. Кумир миллионов репетировал очередную роль. А мелкая ссыльная из Чимкента жутко пугалась, начинала орать и убегала от него в ужасе, чтобы спрятаться в пыльном углу с пауками и молью.
Всеволод Васильевич довольно посмеивался – репетиция удалась.
В этой далекой от войны Алма-Ате текла какая-то удивительная жизнь. Все в той жизни было интересно, и весело, и своеобычно. Восток там сошелся с Западом…
Но когда Театр Моссовета свои азиатские гастроли завершил и вернулся в город, где я родилась, мы поехать с ними вместе, разумеется, не смогли. У нас с мамой, «немецких отщепенцев», отсутствовала столичная бронь. А присутствовала лишь та самая справка НКВД о высылке из Москвы.
Но режиссер Юрий Завадский оказался человеком чести. До сих пор не знаю, как ему это удалось, но худрук одного из ведущих столичных театров добился, чтобы семье его актера выписали законную московскую бронь.
Это означало льготу, неведомую для нынешних россиян. Вам давалось разрешение на проживание в ключевом городе Страны Советов – где происходило все главное в жизни этой страны. Ну или почти все.
Когда мы смогли вернуться в 1946 году, вся еще каким-то чудом сохранявшаяся по линии Барулиных-Гольманов до войны недвижимость – квартира, дом, дача – была отобрана в пользу государства рабочих и крестьян. А у отца ничего и не было. Папа шагал по жизни налегке, напевая, даже денежная реформа не заставила его изменить себе.
Впрочем, оказалось, асфальтовый каток государственных репрессий прошелся не только по ветке маминой родни.
Когда мы вернулись, папа почему-то решил меня «сводить на экскурсию» в Бутырскую тюрьму.