Конек Чайковской. Обратная сторона медалей - стр. 20

Наш пациент при каждой встряске машины откидывался назад. Во-первых, боль была дикая. Во-вторых – сил держаться у него уже не оставалось.

Мы втроем Сашу в машине держали – я, Толя и Мила. Еле-еле его довезли.

И вот мы все в дикой тревоге ждем Перельмана в больнице РЖД на Волоколамке.

Тот приехал, вошел в реанимационное отделение, и сразу вот таким огромным шприцем выкачал из легкого полный шприц крови.

Вообще же из легкого у Горшкова откачали около двух литров крови. Когда Перельман увидел такое количество, он мне сказал: «Спасибо, что пациент – спортсмен. Другой, обычный человек, давно бы умер».

Нам повезло – Саша привык к кислородному голоданию с нашими постоянными сборами в Терсколе, на Северном Кавказе, на высотах больше двух тысяч метров.

А тут еще у Горшкова оказалась первая группа крови и резус отрицательный! Редкая группа. Ее в больничной базе не было. А плазмы крови в 1975 году еще не существовало.

Но я-то, как оказалось, для переливания идеально подходила! У меня как раз такая резус отрицательная группа. Меня тут же повезли в операционную. Взяли кровь – ему нужно было хоть что-то в тот момент, хоть стакан. Словом, стали мы с Сашей с тех пор кровными братом и сестрой.

Однако для операции нужно больше – на стол без достаточного количества крови не положат!

И вскоре откуда-то привезли вот такого бугая – он в дверь едва проходил. Лет двадцати с небольшим. Здоровья и сил, видно, на двоих хватит. С первой резус отрицательной группой крови.

Перельману в операции ассистировали еще несколько классных хирургов. Потом один из них мне сказал, что та операция была абсолютной авантюрой.

Не буду вдаваться в детали, я не специалист, но скажу, что на плевре было несколько пузырей – и один из них лопнул. Перельман все это ликвидировал. До него никто ничего подобного в мире не совершал. Нам сказали, что еще час промедления с операцией – и было бы поздно.

Сегодня, больше сорока лет спустя, уровень и медицины, и диагностики, и логистики, конечно, иной – и никто не может представить себе ужас того, что происходило в тот момент.

Александр Горшков очень мужественный человек. Любой из сегодняшних танцоров – я в этом уверена – завалился бы раз и навсегда.

Сейчас, оглядываясь назад, прихожу к выводу, что чуть ли не каждый год приходилось кого-то спасать от чего-то. Муж иронично зовет меня, когда вспоминаем критические ситуации, «мать Тереза».

А Мила Пахомова, несмотря на свой интеллект и образование, все время к гадалкам ходила. И вот те ей нагадали, что 1975-й – кровавый год. И он будет очень тяжелым – почему-то именно для «козерогов». А так уж вышло, что мы с ней обе под этим знаком родились. Когда она мне с дрожью в голосе эту информацию от гадалок сообщила, я ей сказала: «Пошла ты, Мила, знаешь куда?»

Но это было до того, как мы едва не потеряли Сашу.

Той зимой 1975-го неприятности сыпались одна за другой.

Пахомова и Горшков, разумеется, уже не могли ехать ни на какой чемпионат мира – не только в качестве лидеров, вообще никак. Другого чемпиона Европы из моей группы, Владимира Ковалева, сразу попытались отодвинуть с пьедестала чемпионата мира. Наталью Линичук и Геннадия Карпоносова, мою вторую танцевальную пару, ставшую только что бронзовыми призерами чемпионата Европы – меняют местами с Ириной Моисеевой и Андреем Миненковым.