Конец света - стр. 20
Любопытное зрелище представляла собой эта лаборатория. Пожалуй, больше всего она была похожа на студию детского рукоделия. Какие-то оригами свисали с потолка, повсюду были разбросаны картинки, нарисованные то ли юным дарованием, то ли взрослой бездарью, рядом – аналогичного качества фигурки из пластилина. Далее – разнообразные горелки, от раритетного керогаза до спиртового кипятильника; конструкции из реечек; бумажные и матерчатые парашютики; паруса и флюгеры из ватмана и картона (все – разнообразных форм и раскрасок); маски и орудия народов мира; посуда, шляпки, веера, и вдруг – настоящее чугунное ядро, противогаз времен ОСОАВИАХИМа или ржавые кандалы а-ля Емелька Пугачев. Глаза разбегались! Это – видимая часть айсберга, а то, что таилось, так сказать, под поверхностью воды, а если без метафор, то в памяти их компьютеров и в показаниях приборов, было известно только самим хозяевам МАЛ.
Зато в углу, где сидели девочки, царили порядок и уют. Здесь же стоял чайный стол, всегда готовый принять старших сотрудников, продолжавших с чашками в руках обсуждать свои проблемы. Порой научные вопросы плавно перетекали во вполне житейские, и тогда в их обсуждение втягивался весь наличный состав лаборатории. Потом неожиданно оказывалось, что снова говорят о работе. И где проходила грань между этими темами, различить было невозможно. Уж такая это была наука. Кстати, большинство вышеупомянутых и вовсе не упомянутых самоделок были сделаны именно Наденькой и Яночкой.
Единственное, в чем в лаборатории не было (извините за невольный каламбур) единства, так это музыка. Босс терпеть не мог песенок, которые норовили включить, пусть тихо-тихо, девочки. Того же «Робота», который «поможет в любом деле, только не в постели». Причем, если уменьшали громкость, он раздражался еще сильней: мол, невольно прислушиваешься и совсем отвлекаешься. Он какую-точуму (по мнению молодого поколения) слушал, лишь бы было не по-русски или вообще без слов. Наташа Райская эти его пристрастия разделяла, но не так яростно за них билась. То есть, если без Жени девочки свое включали, она молчала. А Косте с Русланом это вообще без разницы было. Лишь бы что-то звучало. Что до Олега, то он все равно в наушниках сидел и только головой потряхивал в такт неслышной музыки, что, кстати, нисколько не отражалось на точности движений его рук.
И еще одно. Тоже, собственно говоря, открытие. Хотя к постижению секретов мироздания оно и не относится, но все-таки.
После того случая, когда Женя так удачно пресек поток полуосмысленной брани в вагоне поезда, он преисполнился сознанием, что может находить общий язык с подобного рода нарушителями если не общественного порядка, то общественной тишины. И вот, раз, на вокзале, в утомительной очереди к пригородной кассе, уже будучи не один, а с Женей, он вмешался в разговор, который все окружающие слышали, но никто не решался прервать.
Собственно говоря, и Жене не очень хотелось встревать. Но он имел неосторожность тогда же, после предзащиты, рассказать дома о том, что произошло в метро. Так что теперь, при жене, нельзя было ударить в грязь лицом. И он, как и тогда, вежливо и негромко, так сказать, не привлекая внимания широкой общественности, обратился к говорящим (в этот раз их было двое). И снова был похожий эффект. Парни оглянулись, покивали головами и перешли на литературный русский.