Конец Сезона Ураганов - стр. 15

Я, конечно, радовала своих учителей тем, что без труда запоминала все, чему меня учили. Они часто повторяли, что, будь я мальчиком, то могла бы сделать блестящую карьеру – стать доктором, адвокатом, банкиром или даже министром. А девушка должна сделать хорошую партию, для чего надо, по крайней мере, обладать безупречными манерами. Мои же манеры оставляли желать лучшего – меня часто ругали и даже не выпускали к гостям. Дело было в том, что я запоминала все разговоры и бестактно указывала человеку на неточности и расхождения в его рассказе. «Вы говорите, что странствовали двадцать лет. Но в прошлый раз вы упоминали годы странствий – получается только шестнадцать с половиной». Или: «Раньше вы говорили, что из-за злого отчима ушли из родного дома без гроша в кармане, босиком, и сбили ноги по пути в столицу. А сейчас вы говорите, что отчим так хотел избавиться от вас, что подарил вам лошадь, дал кошелек с золотом и написал рекомендательное письмо доктору Зейтцу». «В прошлый раз вы говорили, что родили сына, когда вам было семнадцать лет. Но ему недавно исполнилось двадцать. Каким же образом вам сейчас может быть двадцать девять?»

Папа только посмеивался, но мама и гувернантка постоянно втолковывали мне, что это неприлично – людям свойственно пересказывать одни и те же события по-разному, иногда приукрашивая их. Мама даже запрещала мне вступать в беседу, пока я не научусь себя вести подобающе. И я научилась отмечать неточности и «ложные воспоминания» молча – они по-прежнему хранились в моей памяти, непонятно зачем. Только наш кузен Вил – он жил в Штутгарте и часто приезжал погостить – всегда с огромным интересом слушал мои рассказы о гостях – и обычных людях, вроде меня и маминой родни, и волшебниках – папиных друзьях и родственниках. Мне льстило его внимание. Смысла слов многих волшебников я не понимала, но запоминала их все равно. Я рассказывала Вилу, что одни гости приезжали на единорогах, другие – прилетали на метлах, третьи – вылезали из печных труб, четвертые – просто появлялись посреди гостиной, a некоторые потом так же внезапно исчезали. И их истории повторяла – шутки, воспоминания, рассказы о волшебстве, родовых заклятиях, и многое другое. Вил все аккуратно записывал

Кузен Вил, сын маминой сестры Эдвиги-Вильгельмины, был гордостью всей семьи. Блестящий студент, он, несмотря на юный возраст, уже издал исторический роман и завершил работу над монографией о легендах и древних преданиях Фейерленда. Ему прочили большое будущее.

Иза всегда помогала маме и двум служанкам в приготовлении праздничного ужина и комнат для гостей. Хоть наш дом был небольшим, он всегда подстраивался под количество приглашенных, расширялся – уж не знаю за счет каких домов или постоялых дворов – а иногда превращался в настоящий замок. Правда, некоторые волшебники путешествовали вместе со своим жильем – они не хотели менять привычек – и наш добрый старый дом безропотно встраивал их спальни и рабочие кабинеты в вереницу своих комнат.

Со временем я все-таки научилась быть полезной. Я напоминала маме, что чародей Кудимус в прошлый раз восторгался сырным пирогом – неплохо бы и в этот раз испечь такой же, что фея Фиона пьет только родниковую воду, ведьма Табиция ест только с наступлением темноты, а любимое блюдо волшебницы Агаты – капустные клецки – я помнила даже рецепт, который она пересказывала маме, но та не успела записать.