Конец Сезона Ураганов - стр. 10
– Не надо, – она отмахивается и отходит к другому посетителю.
С этого места тоже видны окна моего номера – какую прекрасную творческую ночь я там прожил! И до чего же здесь хорошо: тихая улочка, снег на крышах, неторопливые пешеходы – время здесь течет медленно и спокойно. На стене – большая картина со сказочным сюжетом: девушка, летящая через черно-фиолетовую ночь мимо того самого зелено-замшелого памятника основателю города. А у памятника – ведьма с метлой, глядящая ей вслед.
– Эта, небось, тоже ведьма, – полушепотом говорит посетитель за соседним столиком, опасливо кивая на сероглазую официантку. – Вон, на чем, видать, на работу прилетела, – он кивает на метлу у двери, повязанную красным бантиком.
– Почему? – спрашиваю рассеянно. – Обычная метла…
Он, видимо, пытается пошутить.
– Да они тут все… – начинает он и тут же замолкает – официантка направляется ко мне.
– Ну, что выбрал? – она садится напротив, подперев кулаками щеки, будто готовясь к задушевной беседе.
Я чувствую себя неловко и прячу глаза в меню. Напротив блюд нет цен. Но, может, это потому, что стоимость еды входит в проживание в отеле? Мало того, названия блюд сбивают с толку. Что означает «Суп в бездонной чаше»? А «Лунный пирог»? Помимо этого в меню перечислены: «Вечность в бокале», Пудинг «Гармония», Уха «Одно желание», «Жареное безвременье», «Капустные головы»… Вот одно блюдо с нормальным названием…
– Пшенную кашу на молоке. Одну порцию, пожалуйста. И чай.
Она не спешит и продолжает смотреть на меня огромными серыми глазами, будто удивленная моим выбором.
– Уверен? Хорошо подумал? Все взвесил?
– Вроде, да, – отвечаю растерянно.
– А с чем? С черникой, клубникой, яблоками, взбитыми сливками, а может с орехами? Или со всем сразу?
Посетители за соседними столиками вдруг замолкают и смотрят на меня, явно ожидая услышать, что я выберу. Неожиданно я оказываюсь в центре внимания.
– С яблоками, – говорю решительно, стараясь не показывать смущения. – И орехами.
И что они на меня уставились?
А душевная сероглазая официантка уходит на кухню и возвращается в сопровождении крупной пожилой женщины с большими сильными руками, в белом переднике и поварском колпаке.
– Вот ему кашу, видишь? – говорит она.
Повариха пристально смотрит на меня несколько секунд, будто хочет запомнить, кивает и уходит в кухню.
Хм… тут личный подход к каждому посетителю, что ли? Вот тебе и провинция.
Мысленно я уже по дороге домой. Поем, потом спрошу у них, как пройти на улицу Гнэг Трек или о другом, кратчайшем пути в Плинстоун. Куртку парню из магазина отдам завтра – все еще холодно.
В ожидании завтрака я достаю исписанные листочки и перечитываю их, увлекаюсь, делаю пометки, что-то дописываю на полях прихваченным из отеля карандашом. И вдруг спохватываюсь… Это нарушение условий работы – ничего не записывать и не фотографировать в городе. Хельга упоминала, что местные жители этого не любят. Наверное и одежду выдавали из опасения, что в своей спрячешь камеру или блокнот. Вообще-то я еще не на работе… и инструкций на сегодня не получал. Но, видимо, Хельга предупреждала не зря…
Посетитель за соседним столом, наклонившись ко мне, кивает на мои листки и говорит свистящим шепотом: «Уберите это. Рискуете все потерять…»
Что-то я устал от этого города. Не знаю, как у других литераторов, а мне для того, чтобы писать, нужна стабильность. Хорошо, когда ничто не отвлекает, не удивляет, не волнует, и никто не беспокоит. Тогда мое воображение может бродить, ничем не сдерживаемое. Я неохотно отодвигаю листки в сторону.