Конец прекрасной эпохи - стр. 21
– Такие звезды, как Норман, к тому же, плохо идут на официальный контакт. Ведь те, кто уже пытался много раз привезти ее в Москву, связывались с ее импресарио, но из этого так ничего и не вышло.
– Импресарио Норман напутал с ее репетициями и визой, ей пришлось ехать всю ночь из Германии в Париж, где мы с ней репетировали перед концертом. После чего она написала импресарио, что еще одна такая его ошибка – и он может уйти, не попрощавшись. Концерт Норман в Москве казался почти нереальным. Но у Арианны Дандуа – русские корни. Возможно, из-за того, что они ее тревожат, она – не просто светская львица. Она все время хочет сделать что-то неосуществимое. Между прочим, дочь мадам Дандуа носит фамилию Ротшильд. В общем, она не похожа на соседку по коммуналке в Лялином переулке, в которой я жил.
– Что вы думали по поводу фестиваля, когда он завершился?
– Когда над чем-то долго работаешь, то в конце чувствуешь страшное опустошение души. К счастью, у меня было столько работы, что можно было заполнить это опустошение чем-то другим. В новелле Цвейга «Воскрешение Георга Фридриха Генделя», которая звучала во время фестиваля, есть такие слова: «Он знал, что свою работу выполнил хорошо». И у меня именно такое ощущение, что бывает крайне редко. В каждом концерте есть что-то, что тебя не устраивает, что возвращается к тебе нехорошими мыслями. И тогда надо еще раз исполнить произведение, что избавиться от них. В целом, я увидел, что фестиваль был нужен не только мне. Ко мне подходили музыканты из других оркестров и говорили, как важно, что появился такой фестиваль. Для Москвы – это новая духовная высота. Ведь весы все время склоняются в другую сторону, в сторону популярной музыки, куда вбрасываются большие деньги. Ведь популярное – это не всегда высокое, и чаще всего – некачественное. Мы показали искусство высокое и качественное. И относительно популярное.
Меня спрашивали, будет ли продолжение фестиваля. Я задумался над этим. Надо, чтобы сюда приезжали знаменитые музыканты и видели, какая здесь публика. Но это произойдет не раньше, чем через два года. Ведь именитым музыкантам трудно найти время, если их приглашаешь меньше, чем за два года до фестиваля. У меня большое чувство удовлетворения. Мы только что играли с Михаилом Плетневым и он поздравил меня с фестивалем, «каждый концерт которого был событием».
– От Плетнева услышать похвалу, действительно, трудно. А то, что сами участвовали в таком количестве концертов связано с тем, что Джесси Норман «съела» большую часть фестивального бюджета?
– Отчасти, да. Хотя в некоторых газетах назывались запредельные цифры ее гонораров. Джесси Норман дала открытую репетицию, по существу второй концерт, на который попали очень многие люди. Получается, что за два концерта она получила гонорар, который значительно меньше тех, что она получает в других странах. На прощальном ужине она сказала со свойственной ей эксцентричностью: «Мне так здесь понравилось, что я сама себя приглашаю приехать еще раз».
– Что она сказал вам по окончании концерта?
– «Как жаль, что этого уже нет». Особенно ей хотелось исполнить на бис песню Штрауса Morgen, в которой я играл соло скрипки. После того, как она спела сцену смерти Изольды, она ушла за кулисы и сказала: «Доставай скрипку!» А я говорил, что у нас еще два биса. Но после следующей песни она снова дрожала от нетерпения: «Ну теперь-то споем Morgen?». Ей ужасно понравилось, но для меня было не так-то просто: после дирижирования трудно играть на скрипке.