Конец – молчание - стр. 3
– Благодарю.
Прежде чем опуститься на стул, одиноко стоявший перед столом, Роман Карамин зачем-то расстегнул пиджак, потом мгновенно застегнул его, ловко пробежавшись по пуговицам длинными гибкими пальцами. Потом провел ладонью по сиденью стула, хотя там ничего не было, и пристроился на краешке.
«Нервничает… С чего бы так сильно? И выглядит странно – красный какой-то. Наверное, гипертоник», – Сергей Васильевич внимательно посмотрел на арестованного, а потом на своих сотрудников, как обычно пристроившихся на диване.
Когда Сергей Васильевич работал, Миша Денисенко и Дима Варгасов сидели тихонько – слушали и учились. Оттуда им виден был только профиль Горина: прямой нос, мягко очерченные губы, слегка вьющиеся, откинутые назад золотистые волосы над гладким, без единой морщинки, лбом, аккуратная раковина уха…
Что было в шефе «расейского», так это пшеничные кустистые брови, из которых, как из спелых колосьев, упрямо вылезали колючие волоски, крайне сердившие Сергея Васильевича.
– Значит, вы в самом деле – Роман Карамин, а не… – Горин придвинул к себе коричневую книжечку и зашуршал глянцевыми листками, украшенными массивными печатями и колючими готическими буквами. – А не… Рудольф Краух, как написано в вашем паспорте. Так?
– Так! – Арестованный провел рукой по обширной, быстро покрывшейся крупной испариной лысине, по дряблой щеке, будто стирая что-то невидимое для окружающих, но раздражающее и беспокоящее его самого. – Я никогда, гражданин следователь, не занимался политикой, о чем уже неоднократно заявлял. Никогда…
– Ясно… Ясно… – Сергей Васильевич задумчиво смотрел на Крауха – Карамина.
Тот вдруг закрыл лицо руками.
– Вам плохо? Хотите воды? – Горин кинул выразительный взгляд в сторону дивана, и Варгасов тотчас схватился за графин. – Может, отложим разговор?
– Нет… нет… Лучше уж сейчас! Чего еще раз ехать? То есть везти меня… – Карамин безнадежно махнул рукой. – Понимаете, гражданин следователь, я говорил и говорю чистейшую правду! Извините…
Он взял у Димы стакан и с трудом поднес его к губам – так дрожали пальцы. Выпив и заискивающе улыбнувшись Варгасову, снова повернулся к Горину:
– Я не лгу! Какой смысл? Я ведь добровольно вернулся… С таким трудом! Как всем старикам – поверьте, я знаю это не по газетам или книгам, – мне хотелось умереть на родине. Я вроде добился своего… – Улыбка у Карамина получилась кривой и жалкой.
– Значит, все, что вы говорили своему следователю, – истина?
– Конечно! – Карамин, совсем было сникший, оживился.
– А истина ведь конкретна.
– Вы так считаете?
– Это не я считаю, а Гегель. Немец один.
– А-а-а…
– Итак?
– Итак, все правда! Я действительно – сын сельского священника. Пел ребенком в церковном хоре: у меня был неплохой голос. Потом на «талантливого» мальчика обратили внимание заезжие актеры, взяли с собой. Пока был маленьким – выступал. Эдакий вундеркинд с «бабочкой» на шее!» Затем – ломка голоса… А новый не прорезался! Опекуны, которые с моей помощью прилично заработали, бросили меня, как только поняли, что голос не появится. К родителям возвращаться не хотелось, а есть что-то нужно… Короче, попал я в Петербурге в дурную компанию. Там меня многому научили! Во всяком случае, думать о куске хлеба уже не нужно было: я стал театральным карманником – использовал суету у вешалок. Как видите, довольно узкая специализация…