Кондотьер Богданов - стр. 29
– Совсем не старый! – рассмеялась Ульяна. – Даже волос не седой!
Она встала и взъерошила ему волосы, как будто можно разглядеть седину при лучине. При этом грудь Ульяны оказалась как раз на уровне глаз Конрада. От нее исходил волнующий запах здорового, чистого тела. Конрад обнял женщину и прижал к себе.
– Пусти! – задавленным голосом сказала Ульяна. – Задушишь, медведь!
Конрад разжал руки. Ульяна плюхнулась на скамью.
– Хоть из Швиц, а такой же! Сразу хватать! – сказала обиженно.
Ее лицо в свете лучины выглядело милым и родным. Конрад широко улыбнулся.
– Зубов полон рот! – вздохнула Ульяна. – А сам: «Старый!» Пригожий, черт!
Конрад встал и выбрался из-за стола.
– Куда ты? – остановила Ульяна. – Сказал бы что!
– Ты ест пригожий! – сообщил Конрад. – Добрый женка!
– Так бы сразу! – обрадовалась Ульяна. – А то хватать! – Она встала и прижалась к нему. Конрад погладил влажные волосы.
– На полатях постелила! – шепнула Ульяна задавленно. – На двоих. Чуяло сердце…
Ульяна рассказала Конраду легенду о Богдане. Молчать эта женщина не умела. Немногословный и терпеливый Конрад был благодарным слушателем: не перебивал, в нужном месте вопросительно поднимал бровь или восклицал: «Я-я?» «Вот те крест!» – торопливо отвечала Ульяна и продолжала рассказ. Первым делом она поведала о своей печальной судьбе. Замужество за шорником, его безвременная гибель, а затем смерть прижитого в браке мальчонки. Ульяне было всего двадцать пять, и три года она вдовела. Повторно замуж не брали. Ульяна жаловалась: в Сборске мало мужиков, порядочных – и того менее, но Конрад прозревал истинную причину. Иметь женой языкатую бабу – удовольствие малое. А вот Конраду нравилось – привык к таким женщинам. Наемников в походах сопровождали подруги; никто из них не был тихоней. Робкие у солдат не приживались. Орден не разрешил наемникам везти подруг в свои земли, о чем Конрад сожалел. Ульяна оказалась опрятной, домовитой и неутомимой в постели. Истосковавшись по мужской ласке, она буквально не давала Конраду спать. Днем он приходил обедать, и Ульяна, налив миску ухи, садилась напротив. Пока Конрад не спеша ел, Ульяна в нетерпении ерзала на лавке.
– Я иметь много дел, – говорил Конрад, заметив.
– Мы борзо, только разик! – возражала Ульяна и летела целовать, едва он клал ложку.
– Я рассказала бабам, какой ты у меня! – похвалилась Ульяна однажды.
– Затчем? – удивился Конрад.
– Чтоб сдохли от зависти! Они кричали: ни один мужик со мной не ляжет! Меня теперь по пять раз ночью да еще днем разик, а они забыли, как уд выглядит! Позеленели от злости!
Конрад захохотал. Подруги наемников хвалились женскими подвигами точно так же.
На третий день совместной жизни Ульяна спросила, крещеный ли он.
– Я-я! – удивленно ответил Конрад.
– Почему в церковь не ходишь?
– В рота ест свой монах. Он молиться за нас.
– И все?
– Перед битва молиться вместе. Монах отпускать нам грех. Мы допрый христианин.
Назавтра Ульяна, смущаясь, достала маленький сверток. Внутри оказался нательный крест.
– Батюшка освятил! Возьми! Будет хранить тебя от смерти и всякая напасти.
Конрад позволил надеть крест, только затем разглядел. Крест был серебряный, тяжелый, по всему видать – недешевый. Капитан полез в кошель.
– Не, не! – замахала руками Ульяна. – Подарок!
Конрад кивнул и, порывшись в сумке, достал ожерелье – с камнями, богатое. Его доля в военной добыче, взятая в походе на ливонских язычников. Ульяна ахнула, долго разглядывала подарок и вечер переживала, что нет зеркала. Чуть свет, нацепив ожерелье, она убежала. Конрад понял: зловредные бабы позеленеют снова.