Конан-варвар. Неизвестные хроники - стр. 9
Киммериец стал спускаться тем же путём, что и пришёл, посмеиваясь в усы: всё он рассчитал верно. Ни один чародей не может лечь спать, не поужинав. И не почитав на ночь своих любимых чёрных манускриптов. О зловещих и гнусных ритуалах. И тайнах ушедших в небытие древних цивилизаций. И способах захватить весь мир.
И каким бы могучим этот чародей не был, для чтения он наверняка предпочтёт самый обычный свет. Например, от свечи. Или – масляной коптилки. Причём одна коптилка окажется в том месте, где маг ест – то есть в столовой или кухне, а другая – в спальне. И нет никакого сомнения в том, что с поверхности земли увидать такие предательские улики простому путнику или наблюдателю будет невозможно.
Но даже самому предусмотрительному чародею не придёт в голову полностью заколачивать на ночь ставни или закладывать оконные проёмы кирпичами или ещё чем таким – ведь среди вонючих миазмов чёртова болота можно запросто задохнуться. Хотя Конан не сомневался: уж против обычных-то – наземных – следопытов, маг наверняка подстраховался. И оборона от новых отрядов наместника – налажена вполне адекватная.
Об этом говорят и две пропавшие экспедиции, о которых, собственно, варвар узнал весьма легко: вволю накормив шашлыком из молодого барашка пожилого местного ночного сторожа, а одновременно незаметно – как бы исподволь! – и напоив бедолагу молодым, бьющим по сознанию, подобно молоту Тора, вином: до состояния «я тут лучше всех всё знаю!!!», вчерашним вечером.
Закинув руки за голову, Конан растянулся на своём спальном мешке. Над головой сверкали огромные, загадочно мерцающие, восточные звёзды, и проносились бесшумные тени: летучие мыши. Но вот комаров здесь почему-то почти не было: то ли их поели ночные рукокрылые, то ли, убедившись, что на берегах болота не останется, чтоб предоставить в их распоряжение свою тёплую вкусную кровь, ни одно разумное – или неразумное! – существо, они улетели кормиться в город. Хе-хе.
Киммериец закрыл глаза, и позволил себе расслабиться.
В том, что возникни опасность – обострённый инстинкт выживания разбудит его, он тоже не сомневался.
Ночь – вернее, её остаток – прошла спокойно. Серый рассвет застал Конана пакующим спальный мешок, и продукты, оставшиеся от завтрака, в суму.
Когда солнце наконец высунуло огненный краешек из-за хребта на востоке кратера, варвар уже вовсю пыхтел, перетаскивая вязанки, по три-четыре за раз, к тому краю болота, ближе к которому находился обнаруженный им свет. Носить и ходить было пока легко: вдоль берега какие-то животные, приходившие, вероятно, на водопой, протоптали неплохую тропку. Да и до места, откуда он планировал начать прокладывать гать, оказалось не так далеко: не более тысячи шагов, хотя почти половину уже приходилось идти вброд: по песчаной отмели у кромки непроходимых зарослей чёртова камыша.
К обеду варвар справился, и теперь сидел на небольшой расчищенной полянке у самой воды, изредка поглядывая на намеченный маршрут, и жуя свои сухофрукты и вяленное мясо. Запивал он их скупыми глоточками из бурдюка: пить болотную воду по его мнению, мог бы только сумасшедший. Ну, или человек с лужённым желудком и кишками.
Позволив себе полежать с полчаса на груде вырубленного камыша, пока полуденное солнце не перешло явственно на другую сторону долины, киммериец двинулся на разведку в глубину топи. Захватить вырубленный заранее в небольшой роще длинный шест-слегу он, разумеется, не забыл.