Комонс II. Игра по чужим правилам - стр. 23

Дальше события развивались вполне предсказуемо. С трудом удалось отбиться от попытки перенести меня в спальню на руках, о чём немедленно и пожалел. Каждый шаг отдавался болью и в вывихнутой руке и в рёбрах – Председатель, волчья сыть, поднимаясь на ноги, от души зарядил мне копытом в правый бок. Теперь он представляет собой один громадный багрово-лиловый синяк, а рёбра немилосердно болят – к гадалке не ходи, трещина, а то и две.

С вывихом удалось справиться довольно легко. Руководитель практики Рудольф Сергеевич ощупал повреждённую конечность, сказал Асту – «держи его покрепче» и без предупреждения рванул мою на себя.

От моего вопля едва не вылетели стёкла, а с крыши клуба снялась, недовольно каркая, стая ворон. Альтер эго вторил мне из тёмных глубин подсознания – похоже, он решил, что всё, инвалидность – отныне его судьба. Но минуту спустя, когда боль отпустила, я обнаружил, что рука двигается почти свободно. Всё ясно: опытный спортсмен и преподаватель физкультуры, наш руководитель практики конечно, не раз вправлял вывихи прямо в спортзале. Вот и сейчас – он успокоительно потрепал меня по плечу, посоветовал продеть руку в нацепленный на шею платок, а на рёбра наложить стягивающую повязку. Что мы и проделали – но сначала я подозвал Аста и попросил его сгонять в правление, к телефону.

Серёга вернулся через четверть часа, когда моя тушка была уже перевязана, обряжена в футболку (на редкость мучительная операция!) и сообщил, что дозвонился, и завтра с утра за мной приедет Карменсита. Я кивнул, испытывая облегчение – меньше всего мне хотелось трястись сейчас на совхозном УАЗе-буханке до райцентровской больнички. Впрочем, мысль эту быстро оставили – Рудольф Сергеевич уверял, что ничего серьёзного, парень отлежится, а рентген можно и завтра сделать, в Москве. Галина даже попробовала придать происшествию характер комический, процитировав своего любимого Пушкина:

Ну, разу уж «наше всё» пошёл в ход, значит страсти поутихли, можно не ожидать визита «Скорой» и отправки в какую-нибудь здравотделовскую дыру. Ночью плечо и бок конечно будут болеть, это я знал по прежнему опыту, но завтра этой напасти придёт конец – в Москве, куда меня доставит Карменсита, травмами займутся специально обученные люди. Одна проблема – дома, на Речном, никого, родители уехали в отпуск, на машине, по Закарпатью. Значит, придётся ехать к деду и бабушке на Ленинский проспект. Что ж, не самый скверный вариант. В любом случае, совхозное житие для меня закончилось.

Уже когда стемнело, в комнату ко мне прорвалась, наконец, Нинон – раньше её не пускали, чтобы не отсвечивала лишний раз при наших учительницах. Аст и ребята, деликатно переглянувшись, вышли на улицу, подышать перед сном воздухом. Я же был обласкан, обруган, снова обласкан и обвинён в равнодушии и безответственности – любой знает, что говорит женщина в подобных случаях. Дело закончилось ожидаемо: долгими, нежнейшими поцелуями и попытками сексуально прижаться к моей обнажённой груди, от чего я едва не взвыл от боли – рёбра, чтоб их…

В-общем: «мы ведь ещё встретимся, в Москве»? Оставила телефон – сама записала в блокнот, извлечённый в ящике моей тумбочки. Пришлось дать и свой тоже. Нинон, конечно, мила, да и в постели просто огонь – но как бы поделикатнее объяснить ей, что мне совсем скоро станет не до личной и даже не до интимной жизни? А ведь станет – внутренняя чуйка ясно об этом предупреждает, и не поверит ей на моём месте только полнейший болван…