Комната с белыми стенами - стр. 48
– Я думала, сегодня утром ты первым делом напишешь заявление об уходе.
– Я передумала.
– Как это?
У меня нет причин скрывать от нее правду, хотя я не уверена, что эта правда будет понятна кому-то кроме меня.
– Сегодня утром я позвонила матери. Сказала ей, что меня беспокоит, что мне будут платить больше, нежели я на самом деле стою. Сообщила ей о том, что Майя и Раффи злы на меня и все такое прочее.
– И она сказала тебе, мол, не будь идиоткой? – спрашивает Тэмсин.
– Не совсем. Она предложила, чтобы я сказала начальству, что мне неловко получать такие бешеные деньги. Может, мы сумеем договориться о сумме, которая будет где-то посередине между той, какую платят мне, и какую – Лори. Что-то такое, что устроило бы всех. Я выслушала ее и, честное слово, услышала, как сама говорю эти слова, так же разумно и скромно, как и она, тихо, достойно, непритязательно и… – Я пожимаю плечами. – Лори был прав. Никто не требует меньше денег. Мне наплевать, что думают обо мне Майя и Раффи, но… Я потеряю всякое уважение к самой себе, если не попытаюсь снять этот фильм. – Я чувствую, что должна добавить. – Хотя, сказать по правде, вряд ли я достойна ста сорока штук в год.
– У тебя, подруга, обратный синдром «Л’Ореаль», – говорит Тэмсин. – «Ведь я этого недостойна». Значит, ты собираешься взяться за эту документальную ленту?
– А ты думаешь, я не потяну?
– Если его можно снять, то да, это сможешь сделать и ты, – сухо произносит она. – Чем ты хуже других?
Сказать ей, что отличает меня от нее, или от Лори, или от любого сотрудника «Бинари Стар» и почему я не могу без содрогания слышать имена Ярдли, Джаггард и Хайнс?
Я не стала говорить матери про фильм Лори. Лишь про повышение на работе и прибавку к зарплате, но ни слова о том, над чем буду работать. Нет, она вряд ли попыталась бы меня остановить. Она скорее станцевала бы голой на улице, чем сказала что-то, способное привести к спору.
Тэмсин единственная в «Бинари Стар», с кем я готова поделиться секретами. Беда в том, что она неспособна долго хранить молчание. Вот и сегодня то же самое.
– Вопрос в другом: что, собственно, ты будешь снимать после того, как Рейчел Хайнс бросила тебя стоять на тротуаре, а сама укатила прочь? Ты разговаривала с Полом Ярдли? А с Сарой Джаггард?
– Я пока ни за что не бралась.
– Только раскидала по всей комнате содержимое пяти ящиков, – с сомнением в голосе произносит Тэмсин, разглядывая бумаги, что валяются на полу и на каждой свободной поверхности.
– Я кое-что искала – и не нашла. Тебе говорит что-нибудь имя Венди Уайтхед?
– Ничего.
– Каковы шансы откопать его в этой огромной массе бумаг? Я быстро их проглядела, насколько мне позволяло время, но…
– Не парься, – отвечает Тэмсин. – Любое имя, даже если оно всплыло всего один раз, я запомнила бы. Я знаю каждого свидетеля-эксперта, каждую патронажную сестру, каждого адвоката…
– А как тогда насчет просто Венди? Она могла выйти замуж и сменить фамилию. Или разойтись с мужем.
Тэмсин задумывается.
– Никаких Венди не было. Почему ты спрашиваешь?
– Она звонила мне вчера вечером.
– Венди Уайтхед?
– Рейчел Хайнс.
Тэмсин закатывает глаза.
– Знаю. Я ведь была там. Ты что, забыла?
– Я имею в виду, поздне́е. После того, как она уехала, так и не выйдя ко мне из машины. Почти сразу после этого. Она извинилась, сказала, что все еще хочет поговорить со мной, но мне нужно приехать к ней.