Комната - стр. 20
Дети, небось, подросли.
Подросли? Да ты их не узнаешь.
Улыбаясь, они ехали в сторону его отеля.
Он ворочается, устраиваясь поудобнее, довольно улыбаясь.
После того, как Комиссар приказал его освободить, он и Стейси пообщались на тему наложения взысканий на двух арестовавших его офицеров. Понимаешь, Стейси, это не для того, чтобы отомстить, – мне просто хотелось бы, чтобы они в будущем вели себя осмотрительнее. Было бы неправильным позволять им делать подобное. Если они поступили так со мной, то они и с любым другим так могут поступить – и, скорее всего, поступали. Ты же понимаешь?
Очень хорошо понимаю. Ты же знаешь, я всегда боролся с несправедливостью любого рода – как и ты – и в особенности злоупотреблениями властью.
Они зашли в кабинет Капитана и попросили его вызвать на разговор тех двух офицеров. Увидев беспокойство на их лицах, он почувствовал, как внутри него шевельнулось легкое ощущение радости. Он сказал им, что не намерен выдвигать обвинения или подавать на них официальную жалобу, однако им стоит в будущем быть осторожнее. Случаются моменты, когда излишнее рвение может быть так же опасно, как и пренебрежение долгом.
Когда они со Стейси уходили, эти два офицера так и стояли у стола Капитана с чрезвычайно обеспокоенными лицами. Капитан же был просто вне себя от злости. Он заговорил только через минуту после того, как за ним со Стейси закрылась дверь. Вы что, козлы, последние мозги просрали? Хотите, чтобы меня со службы вышибли или перевели куда-нибудь в глушь? Да вы просто дебилы конченые, раз решили вот так вот взять и арестовать дружка Стейси Лори. Но мы же не знали… Ну, так учитесь – он бьет кулаком по столу, его красное лицо нависает над ними – и как можно быстрее! Если Комиссар из-за вас на меня еще раз наедет, я ваши задницы в камере сгною. А теперь пошли отсюда нахер оба.
Он сильнее прижал руку к глазам, чтобы получше разглядеть их лица. Сначала они покраснели от стыда, потом побледнели от страха. Радость, охватившая его, была настолько интенсивной, что он даже поперхнулся и, подскочив на койке, закашлялся. Усевшись на краю нар, он попытался зафиксировать образ искаженных ужасом физиономий копов, злясь оттого, что кашель все испортил. Наконец приступ кашля закончился, и он снова лег, чтобы вернуть обратно эти лица, и, хотя, они были смазанными, он видел достаточно, чтобы радость снова наполнила его тело, но тут он снова закашлялся и прекрасному зрелищу пришел конец. Он сел, оперевшись спиной о стену. Его тело по-прежнему звенело от радости. Он сиял, разглядывая становившееся все более испуганным лицо Капитана, внимавшего Комиссару, и то его выражение крайней ярости, когда он орал на двух провинившихся подчиненных.
Даже после того, как он открыл глаза, снова наткнувшись взглядом на трещины, покрывавшие серую стену, приятное чувство не оставляло его еще долгое время. Потом стены с их трещинами снова стали приближаться, увеличиваясь в размерах.
Он вскочил и заходил по камере. Он смотрел на ноги и на пол, аккуратно проходя от стены к двери (наступил на трещину – получи затрещину) и от двери обратно к стене. Какое-то время в его чувствах был полный провал, затем, постепенно, тело напряглось от злости. Он мельком взглянул в зеркало и продолжил свою осторожную прогулку из угла в угол. Глупая была игра. Вообще непонятно, зачем мы в нее играли. Скакали козлами по всей чертовой улице. Было весело? Хрен там.